Тимтилимчик

Шарифжанова Лия — Тимтилимчик

В разгар лета мы ехали с мамой по пустыне Каракумы в гости к дедуш-ке и бабушке. Стояла невыносимая жара +45 в тени, никакой тени за окнами не было, а от песка струился горячий воздух. Казалось, что температура +60, +70, или все +100 градусов, и мы едем не в поезде, а в раскаленной духовке и таем, как сливочное масло. Иногда вдали, как мираж, проезжал путник в стёганом халате, в сапогах и в меховой шапке верхом на ослике. Было непонятно: куда он едет? Как находит дорогу, когда вокруг – ни дорог, ни тропинок, ни речки, лишь изредка промелькнёт уродливый кряжистый саксаул? Как бедный ослик везёт его на се-бе?

Казалось чудом, когда на горизонте появилось ярко-голубое Аральское море и порт с кораблями и моряками, над которыми с пронзительными криками летали ослепительно-белые чайки. На перроне наперебой предлагали копченую рыбу и носки из верблюжьей шерсти. Это был город Нукус – столица Каракалпа-кии.

Ночью, когда спала жара, мы продолжили путь на пароходе на остров Муйнак. Вокруг загадочно мерцали огни, похожие на разноцветные бусы. Море, как живое, шумно вздыхало, раскачивая корабль, как люльку, волны выплёскива-лись на палубу, словно желая заглянуть в каждую каюту. На пристани нас с не-терпением ожидали дедушка с бабушкой. Мама везла меня к ним на каникулы по-сле окончания третьего класса, а я везла альбом с красками, чтобы удивить их своим талантом. Однако маленькая, стриженная под мальчишку внучка, видимо, больше всего удивила и огорчила их худобой. Поэтому они постоянно меня кор-мили и взвешивали каждую неделю.

Жили старики в самом многолюдном месте, в центре посёлка, в не-большом доме рядом с почтой, куда непрерывно забегали люди по делам или просто поболтать, узнать новости и полюбоваться лишний раз на прелестного верблюжонка. Его подарил на радостях местный житель, узнав, что его отец, счи-тавшийся погибшим на войне, жив. Пушистый, большеглазый и ласковый малыш был всеобщим любимцем. Назвали его Тимтилимчик, потому что на шее у него позванивал серебряный колокольчик: «Тим-тилим! Тим-тилим! Тим-тилим!». Остров Муйнак был похож на пустыню, окружённую морем, и без колокольчика детёныш вполне мог затеряться в песках.

Большую часть года на острове стояла невыносимая жара, а зимой бушевали морозы. Пароход приходил с материка раз в неделю. Местные каракал-паки отличались добротой, доверчивостью и радушием, жили в юртах, в которых зимой было тепло, а летом прохладно. В домах они держали скот, поэтому из окон и дверей выглядывали блеющие козы и мычащие коровы. Верблюдов привя-зывали на улице около жилья, дворов в посёлке не было. Невозмутимые гордые верблюды без устали жевали, но рассерженный верблюд мог больно ударить но-гой, плюнуть, укусить и быстро бегал за обидчиками. Мальчишки, демонстрируя бесстрашие, с гиканьем пробегали у них между ног.

Дома на острове были одноэтажные из саманной глины и необожжен-ного кирпича. Водопровод и уборные находились на улице, ни отопления, ни го-рячей, ни холодной воды в домах не было. Готовили и обогревали жилища сак-саулом. Вдоль берега темнели заросли камыша, в которых водились шакалы.

Над низенькими домами посёлка возвышался громадой Рыбозавод, на котором трудилось всё местное население, и днём посёлок пустел. Детвора, спа-саясь от жары, не вылезала из воды. Главной едой на острове была рыба, целиком заменявшая мясо. В каждом доме непременно висел копчёный лещ в человече-ский рост. Вместо пива, вина и водки, там употребляли кумыс – пьянящее молоко кобылы. Ходить по песку босиком было невозможно, яйцо, закопанное в песок, сваривалось вкрутую.

Дедушка верил в Аллаха и молился пять раз в день, становясь босиком на специальный коврик, лицом к Востоку. К моему большому огорчению, дедуш-ка не разрешал рисовать людей, потому что это категорически запрещалось Кора-ном, и ставил в угол, если замечал, что я рисую его или бабушку. Бабушка за это могла даже шлёпнуть.

Наш дедушка был похож на Льва Толстого, чем очень гордился: такой же маленький, седобородый, с неожиданно голубыми, лукавыми глазами, а ба-бушка – круглая, румяная и белолицая, походила на сдобную булочку. Она целы-ми днями, перекатываясь как колобок, готовила еду, занималась домашним хо-зяйством и непрерывно ворчала.

В посёлке не запирали ни окон, ни дверей, поэтому каждое утро со скрипом открывалась наша дверь, и в ней появлялась голова Тимтилимчика, ко-торый печально смотрел на меня до тех пор, пока я не выскакивала из постели. Затем, в одних трусах и сандалиях на босу ногу, я отвязывала его и вела гулять. На длинных тонких ножках он быстро бегал по жгучим пескам, как в кроссовках по дорожкам стадиона.

К несчастью для всех, по решению пожарной комиссии почта срочно закрылась для замены электрических проводов и приобретения пожарного обору-дования, а начальника почты уволили. Бедный Тимтилимчик, забытый в суматохе всеми, остался без еды и воды стоять на улице один. Мы без колебаний забрали малыша к себе, сделали загон с навесом от солнца и дождя, поили и кормили его, а я водила гулять.

Время прошло неожиданно быстро, лето подходило к концу. Мы стали собираться в обратную дорогу. Уезжая навсегда, мы со слезами на глазах проща-лись с дорогим Тимтилимчиком, к которому привыкли, как к родному. Почта к этому времени открылась, и верблюжонка у нас забрали с благодарностью.

На память остались изображения Тимтилимчика в моём альбоме. Через год дедушка с бабушкой переехали жить к нам. За это время Тимтилимчик стал большим, сильным, и работал на почте курьером – отвозил и привозил с парохода почту.

Прошло много лет, я окончила Художественный институт и стала ху-дожником. Давно нет Аральского моря. Оно высохло! Нет острова Муйнак. Он исчез! Нет СССР, в котором мы тогда жили. Он распался! Республики Советского Союза стали самостоятельными государствами. Но наш любимый Тимтилимчик жив здоров, и живёт в городском зоопарке, но это уже другое государство, под названием Узбекистан, а день там начинается и кончается НА ТРИ ЧАСА РАНЬШЕ, чем в Москве.