Ночной-Горшок-с-Грустным-Васильком-на– Боку
Клюев Евгений — Ночной-Горшок-с-Грустным-Васильком-на– Боку
Наступил вечер, и пришло время писать сказки. К этому часу все предметы в доме, о которых пока ещё не сочинили сказок, собрались у маленького письменного стола. Они знали, что сказки начинаются здесь – и выстроились в длинную очередь.
Забавная это была картина! Ближе всех к письменному столу оказались Ходики: ещё бы, ведь они умели так быстро ходить, что никто не мог за ними угнаться. Иногда они даже обгоняли время – тогда про них говорили: «Что-то Ходики сегодня бегут!», – и подвешивали к ним ещё одну гирьку, которая не давала Ходикам возможности убежать совсем уж далеко.
Сразу вслед за Ходиками очередь занял Высокий Кактус: он угрюмо стоял ровно в двух шагах от стола, колючками оградив себя от любого случайного соседства. И, между прочим, зря, потому что соседствовал он, в частности, с очень неплохой Японской-Вазой-Ручной-Работы – Дамой редкой красоты, чистейших кровей и, разумеется, высокопоставленной, ибо ставили её обычно на книжный шкаф. Она то и дело с интересом поглядывала на Высокий Кактус – не столько даже потому, что он очень её устраивал как сосед… сколько потому, что её совершенно не устраивала соседка с другого бока – новёхонькая трёхлитровая Серебристая Кастрюля. О необыкновенной нежности этой кастрюли постоянно ходили всем уже надоевшие слухи: кажется, её внутренней поверхности нельзя было касаться не только ложками, но и пальцами, чтобы не повредить тончайшую оболочку её бархатистой души.
Впрочем, Серебристая Кастрюля и сама не обращала никакого внимания на Японскую-Вазу-Ручной-Работы, ибо без умолку болтала со стоявшим позади неё Почтовым Ящиком: он пришёл с улицы и знал множество историй про дальние страны. Комплекция его была несколько грузноватой, так что Серебристая Кастрюля едва ли увлеклась им всерьёз… хотя кто знает!
Следующим в очереди стоял…
К сожалению, у меня нет возможности продолжить рассказ, поскольку с данного момента события начинают развиваться очень быстро!
В комнату только что вошёл совершенно заспанный малыш.
Между тем Карандаш давно бежал по бумаге и даже предвидел кое-какие скорые перемены: например, ссору между Японской-Вазой-Ручной-Работы и Серебристой Кастрюлей или неравный брак между грузноватым Почтовым Ящиком и одной из дам. Однако перемен никаких произойти не успело, ибо заспанный малыш расстегнул пижаму и громко сказал:
– Хочу писать!
А когда малыши такое говорят, все карандаши на свете почему-то останавливаются. Остановился и наш Карандаш.
– Вот и зря, зря вы остановились, – укорили его Ходики. – Останавливаться нельзя никогда. Можно чуть отставать… на худой конец, даже сильно отставать, но – не останавливаться. Ни при каких обстоятельствах.
– Хочу писать, – повторил малыш, а это могло означать лишь одно: теперь уже совсем срочно требовался Ночной-Горшок-с-Грустным-Васильком-на-Боку.
Ночной-Горшок-с-Грустным-Васильком-на-Боку не стоял в очереди за сказками. И не стоял по двум причинам.
Во-первых, он был заперт в ванной комнате – не то чтобы на ключ, конечно, а просто на защёлку, но для Ночного Горшка, согласитесь, и защёлки достаточно: так и так не выйдешь!
Во-вторых… даже если бы он и не был заперт в ванной комнате, то в очередь всё равно бы не стал. Дело в том, что когда ты Ночной Горшок… ну, в общем, объяснять долго не приходится, а приходится просто сказать: лучше тебе в таком случае ни в какие очереди не становиться. И вообще как можно реже на глаза показываться: сказку о тебе всё равно не напишут, а если и напишут – так только тогда, когда уже вовсе не о ком писать будет. Вот и стоял себе Ночной-Горшок-с-Грустным-Васильком-на-Боку в ванной комнате запертым: стоял и помалкивал, молодец! Тем более что сказка и без него уже давно началась. Но тут-то как раз он и потребовался – причём потребовался настоятельно. Однако в разговор вступила Японская-Ваза-Ручной-Работы, участия в разговоре от которой никто уже не ожидал:
– Этому малышу, – сказала она, – очень легко и быстро можно помочь, не прерывая сказки. Например, предложить ему хотя бы… хотя бы вот эту кастрюлю: она вполне годится для того, чтобы сделать в неё пи-пи.
– Во мне суп варят! – обиделась Кастрюля и хотела ещё что-то добавить, но заспанный малыш сказал:
– Я не хочу писать в суп.
– Тогда, – спокойно продолжала Японская-Ваза-Ручной-Работы, – можно предложить вот… Кактус. Получится как бы «пи-пи на природе».
– Меня уже поливали на прошлой неделе, – сухо заметил Высокий Кактус. – Я не настолько влаголюбив.
– Я не хочу писать в кактус! – вмешался заспанный малыш. – Кактус колючий.
– В крайнем случае, – журчала Японская-Ваза-Ручной-Работы, – можно воспользоваться Почтовым Ящиком.
– Это где письма? – заинтересовался заспанный малыш. – Но я же ещё маленький, мне не достать.
– Вы бы, Вазочка, поостереглись давать советы, – обиделся Почтовый Ящик. – А то как бы пи-пи не сделали в Вас. Тем более, что Вас-то как раз с ночным горшком очень даже легко спутать!
– Я не хочу писать в письма, – опять вмешался заспанный малыш и внимательно посмотрел на Японскую-Вазу-Ручной-Работы. – А это вообще не мой горшок!
Между тем Ночной-Горшок-с-Грустным-Васильком-на-Боку давно уже внесли в комнату и поставили в очередь самым первым. От этого вся очередь дружно шарахнулась назад, потому что соседство с предметом такого назначения, согласитесь, унижает. Таким образом, вся честная компания полностью исчезла из виду… ну, что ж! Стало быть, никто из них больше не мог принимать участия в сказке.
Заспанный малыш давно сделал свое дело и отправился восвояси, а Карандаш всё строчил и строчил – теперь уже нашу с вами сказку о Ночном-Горшке-с-Грустным-Васильком-на-Боку, потому что, кроме него, никто не стоял больше в очереди у письменного стола. И ещё потому, что иногда даже самые дорогие Японские-Вазы-Ручной-Работы ровным счетом ни на что не годятся.
