Стёпкина мама

Снегирева Дарья — Стёпкина мама

Больше всего на свете Стёпке нравилось околачиваться возле магазинов, путаясь у людей под ногами. Делал он это нарочно. А людям было не до Стёпки: они решили, что мальчик просто ждал свою маму, покупавшую что–то к ужину. Стёпка не возражал. Он радовался шансу всех одурачить, прикинувшись обычным ребёнком, вжившись в образ и почти забыв, что нет у него никакой мамы.

Иногда Степка знакомился с другими детьми, которые любопытствовали:
– Как тебя зовут?

– Стёпа, – признавался он. – А тебя?

Собеседник, как правило, называл своё имя, после чего углублялся в более детальное изучение его биографии:
– Сколько тебе лет?

– Шесть. А тебе?

– Столько же.

Стёпка, как и всякий малыш, не загруженный опытом взрослых, был поистине гениален в общении, однако заканчивалось всё тем, что из магазина возвращалась мама его нового друга, с которым он уже никогда не виделся, брала того за руку и уводила прочь.

А Стёпка оставался. Оставался и ждал. Ждал и верил, что вот– вот и за ним точно так же придут, ведь иначе и быть не может… Эта своеобразная игра, этот самообман, ставший для Степки заменой счастья, въелся в сознание настолько, что однажды, когда мечта его и впрямь осуществилась, Стёпка даже не удивился. Прежде он не раз видел свою маму во сне и поэтому знал, что она – именно такая. Как та тётенька, обратившаяся к нему неожиданно ласково:
– Что ты здесь делаешь, мальчик?

– Жду маму, – пояснил Степка, часто заморгав.

– А она в магазине, да?

Глаза у тётеньки были грустными, точно коровьи, а сама она, вероятно, причислялась к той категории граждан, которые мнят себя ответственными за всё плохое, что происходит в мире, включая природные катаклизмы.

– Нет, – Стёпка решил, что не стоит юлить.

– А где же она?

– Кто?

– Твоя мама.

– Не знаю.

– Ты что, потерялся? – догадалась тетенька.

– Не знаю, – заладил Степка. – Наверное.

– Ну, а где ты живёшь? Адрес знаешь?

– Да, – Степка шмыгнул набухшим носом. – В детском приюте.

Тётенька почему–то растерялась, выдержала секундную паузу, подразумеваемую его признанием, а затем – спросила как можно естественней, отчего Стёпке стало чуть–чуть противно:
– Неужели тебя отпускают гулять одного?

– Нет, я сам сбёг. Я всегда сбегаю.

– Разве в приюте так плохо? – преувеличенно удивилась тётенька.

– Почему плохо? Нет, там хорошо, мне нравится, – поспешно запротестовал Стёпка, а подумав, уточнил: – Но не очень.

Ожидая дальнейших действий, он с надеждой глядел на тётеньку, которая, улыбнувшись неловко, переместила все свои сумки, коих насчитывалось штук пять, в правую руку, левую же протянула Стёпке и тихо сказала:
– Пойдём со мной.

И Стёпка пошёл, а жизнь – изменилась, перестав быть жизнью, но сделавшись сказкой.

Шли молча, поскольку Стёпка, которому чудилось, будто каждый встречный должен ему завидовать, ведь он гуляет не один, а с собственной мамой, жутко боялся, что его сердце, выстукивающее частый ритм, выпрыгнет наружу, если открыть рот. Впрочем, они ещё успеют наговориться! Скоро мама приведёт его домой, где, быть может, обитает ещё и папа с бабушкой в придачу, а даже если и нет – неважно, поможет стянуть сапожки, переоденет во всё домашнее и, усадив рядом с собою на диван, расскажет добрую историю. А завтра они отправятся в цирк или, возможно, в зоопарк. Вместе. И в магазин, за покупками – тоже. Только Стёпка попросит маму не оставлять его на крыльце, а взять внутрь, потому что он и так слишком долго её ждал…

…Четвертью часа позже они подошли к приюту, и тётенька, предъявляя Стёпку воспитателям, посоветовала тем лучше смотреть за детьми.