Принцесса Сентябрь и соловей — перевод из Уильяма Сомерсета Моэма
Бернштейн Инна — Принцесса Сентябрь и соловей — перевод из Уильяма Сомерсета Моэма
Рубрика: Перевод
У сиамского короля было сначала две дочери, и он нарёк одну – Ночь, другую – День. Потом у него родились ещё две дочери, и он сменил имена двум первым и нарёк всех четырёх по четырём временам года: Весна и Осень, Зима и Лето. Но через некоторое время к этим четырём прибавились ещё три дочери, и он опять сменил им имена и всех семерых нарёк по дням недели. Когда же родилась восьмая дочь, он совершенно не знал, как быть, покуда не вспомнил про названия месяцев. Королева, правда, возра зила, что их только двенадцать и что вообще ей трудно всё время запоминать новые имена, но такой уж человек был король, что, раз приняв решение, он не мог его изменить, сколько бы ни старался. Он опять переименовал всех до черей, и стали они называться Январь, Февраль, Март (по-сиамски, понятное дело), вплоть до последней, кото рая получила имя Август. Ну, а следующую нарекли Сен тябрь.
– У нас в запасе ещё только октябрь, ноябрь и де кабрь, – заметила королева. – А затем придётся начи нать всё с начала.
– Нет, не придется, – сказал король, – потому что двенадцати дочерей, на мой взгляд, любому мужчине более чем достаточно, и после того, как родится малютка Декабрь, я, к глубочайшему моему сожалению, буду принужден отсечь Вашему Величеству голову.
И король горько плакал, ибо горячо любил королеву. Королева, естественно, очень огорчилась, она ведь понимала, как расстроится король, если ему придется отсе кать ей голову. Да и ей это тоже будет весьма неприятно. Но по счастью, дело обошлось, принцесса Сентябрь оказалась их последней дочерью. После неё у королевы рождались одни только мальчики, и их нарекали буквами алфавита, так что теперь можно было некоторое жить спокойно: она дошла еще только до буквы «И».
А у дочерей сиамского короля от всего этого испортился характер, особенно у старших, которые очень ожесточились, ведь им постоянно меняли измена. И только принцесса Сентябрь, которую никогда не звали иначе (правда, ожесточённые сестрицы обзывали её разными нехорошими именами, но это не в счёт), имела нрав самый добрый и милый.
У сиамского короля была одна привычка, которую, на мой взгляд, неплохо бы перенять и в Европе. На свой день рождения он не получал подарки, а наоборот, дарил подарки другим и, похоже, делал это с удовольствием. Он не раз выражал сожаление, что родился всего один раз, и потому у него только один день рождения в году. Однако за долгую жизнь он сумел таким образом раздарить все свои свадебные подарки, и адреса с изъявлениями вер ноподданных чувств, которые преподнесли ему градона чальники Сиама, и все свои многочисленные короны, без надёжно вышедшие из моды. Однажды на очередной день рождения, не найдя ничего подходящего под рукой, он подарил дочерям по красивому зелёному попугаю в красивой золочёной клетке, клеток было девять, и на каждой висела табличка с названием месяца, которое одновременно было и именем принцессы. Все девять принцесс очень гордились своими попугаями и ежеднев но ровно по часу (от отца они унаследовали любовь к по рядку) учили их говорить. Вскоре все попугаи уже умели говорить: «Боже, храни короля!» – что по-сиамски про износится ужасно трудно; а некоторые ещё обучились твердить: «Попка-дурак» на семи восточных языках.
Как-то утром принцесса Сентябрь подошла поздоро ваться со своим попугаем и увидела, что он лежит мёрт вый на дне золочёной клетки. Она залилась слезами; что ни говорили ей фрейлины, им никак не удавалось её уте шить. Она так плакала, что фрейлины растерялись и об ратились к королеве, королева же сказала, что всё это вздор и одни капризы, ребёнка надо в наказание уложить спать без ужина. Фрейлинам не терпелось пойти в гости, они поскорее сунули принцессу Сентябрь в постель и ос тавили одну. И вот лежит она вся в слезах, да ещё к тому же голодная, и вдруг видит, в спальню к ней впорхнула какая-то птичка. Вынула принцесса палец изо рта, при села в кровати. А птичка принялась петь. Она пела красивую песенку про озеро в королевском саду, про ивы, что смотрятся в зеркало вод, и про золотых рыбок, что плавают и резвятся среди отраженных ивовых ветвей. Когда песенка кончилась, принцесса уже больше не плакала и забыла и думать о том, что осталась без ужина.
– Какая чудесная песенка, – сказала она.
Птичка отвесила ей изящный поклон, ведь артисты все от природы имеют превосходные манеры, и к тому же любят, когда их хвалят.
– Хочешь, вместо попугая у тебя буду я? – предложила птичка. – Я, правда, далеко не так красива, зато у меня голос гораздо лучше.
Принцесса радостно всплеснула ладошками, и тогда птичка подлетела, села на спинку кровати и скоро убаю кала принцессу своим пением.
Утром, когда принцесса проснулась и открыла глаза, птичка по-прежнему сидела на спинке кровати и пожела ла ей доброго утра. Фрейлины внесли поднос с завтраком, птичка поклевала рису у принцессы с ладони, а затем ис купалась в блюдечке. Да ещё попила из него водички. Фрей лины сказали, что, по их мнению, неприлично пить ту воду, в которой купаешься, но принцесса Сентябрь возразила, что это сказывается художественная натура. Позавтра кав, птичка снова запела, да так прелестно, что фрейлины только диву дались, они в жизни не слыхивали ничего по добного, а принцесса сидела гордая и счастливая.
– Я хочу показать тебя моим восьмерым сестрицам, – сказала принцесса Сентябрь птичке.
Она протянула указательный пальчик правой руки, и птичка села на него, как на жёрдочку. И принцесса в со провождении фрейлин пошла через весь дворец; она за глядывала по очереди к каждой из своих старших сестёр, начиная с той, что звалась Январь, и кончая принцессой по имени Август, как того требовал придворный этикет. Каж дой из принцесс птичка пела другую песенку. А вот попу гаи только и могли, что повторять «Боже, храни короля» И «Попка-дурак». А потом принцесса показала птичку ко ролю с королевой. Они изумились и пришли в восторг.
– Я так и знала, что поступила правильно, отправив тебя спать без ужина, – сказала королева.
– Эта птица поёт гораздо лучше, чем попугаи, – за метил король.
– Вам, должно быть, давно приелось без конца слушать, как люди твердят: «Боже, храни короля!» – посочувствовала ему королева. – Удивляюсь, почему девочки вздумали учить попугаев именно этим словам.
– Чувства, которые они выражают, весьма похвальны, – возразил король. – И мне никогда не надоест им внимать. Другое дело – «Попка-дурак», это изречение мне просто осточертело.
– Но ведь попугаи умеют говорить «Попка-дурак» на семи языках, – заступились принцессы.
– Допускаю, – сказал король. – Совсем как мои со ветники. Они умеют говорить одно и то же на семь раз ных ладов, но, как ни говорят, всё равно смысла ника кого.
Принцессы, которые, как я уже объяснял, с детства ожесточились, были раздосадованы, и попугаи обиженно нахохлились. Только принцесса Сентябрь бегала по всему дворцу и весело распевала, а птичка порхала во круг и заливалась соловьём – ведь это и был соловей.
Так продолжалось несколько дней, а потом восемь принцесс сговорились между собою, явились к младшей сестре и уселись вокруг неё в кружок, пряча под подол ножки, как того требуют от сиамских принцесс правила придворного этикета.
– Бедняжка сестрица, – сказали они ей. – Какая жалость, что умер твой красивый попугай. Мы понимаем, как тебе грустно не иметь собственной птицы. Мы сло жились из наших карманных денег и купили тебе на них прелестного жёлто-зелёного попугая.
– Нет уж, спасибо, – ответила принцесса Сентябрь (это не очень вежливо, но сиамские принцессы иной раз друг с дружкой не церемонятся). – У меня есть свой со ловей, он поёт мне самые восхитительные песни, на что же мне ваш жёлто-зелёный попугай?
Принцесса Январь презрительно фыркнула, за ней фыркнула принцесса Февраль, за ней Март, и так они все по очереди презрительно фыркали в порядке стар шинства. А когда они отфыркались, принцесса Сентябрь их спросила:
– Что это вы? Насморком заболели?
– Да нет, дорогая. Нам просто смешно, что ты называ ешь своим того, кто прилетает и улетает, когда вздумает.
И они огляделись вокруг, так высоко вздернув брови, что лбов совсем не было видно.
– У вас будут ужасные морщины, – предостерегла их принцесса Сентябрь.
– Не позволишь ли поинтересоваться, где теперь твой соловей? – спросили сестры.
– Полетел навестить своего старшего родственника, – ответила принцесса Сентябрь.
– А почему ты так уверена, что он к тебе вернётся?
– Он всегда возвращается.
– Вот что, милая, – сказали восемь принцесс. – По слушай нашего совета и больше так не рискуй. Если он вернётся, что, заметь, само по себе очень сомнительно, по сади его сразу в клетку и не выпускай. Только при таком условии можно будет рассчитывать на его верность.
– Но мне нравится, когда он порхает по комнате, – возразила принцесса Сентябрь.
– Главное – надёжность, – провозгласили сестры. После чего они встали и вышли гуськом из комнаты, зло веще качая головами, а принцесса Сентябрь осталась в сомнении. Ей начало казаться, что её соловей что-то уж слишком долго не возвращается, непонятно, где он так задержался. А может, с ним что-то случилось? Сколько кругом ястребов и птицеловов, опасность грозит со всех сторон. К тому же он мог забыть свою принцессу. Вдруг ему ещё кто-нибудь понравился? Это было бы ужасно! О, только б он вернулся, она посадит его для надёжности в клетку.
И вдруг принцесса Сентябрь услышала у себя над ухом негромкое чириканье, обернулась – а соловушка сидит у неё на плече. Он влетел так тихонько и опустился к ней на плечо так осторожно, что она даже не заметила.
– А я уже волновалась, куда ты делся, – вздохнула принцесса.
– Я так и знал, что ты будешь волноваться, – оказал соловей. – Я ведь чуть было не остался там ночевать: у моего старшего родственника собрались гости, и все про сили меня побыть ещё, но я не хотел, чтобы ты беспокои лась.
Надо признать, что это было сказано в очень неподхо дящую минуту.
Принцесса Сентябрь почувствовала сильное сердце биение и поняла, что дальше так рисковать невозможно. Она взяла соловья в руки. К этому он привык, а ей нравилось ощущать, как часто-часто колотится в горсти птичье сердечко, да и ему, верно, нравилось тепло её ладони. Так что он ничего не заподозрил и очень удивился когда она поднесла его к клетке, сунула внутрь и захлопнула дверцу. Он даже не сразу нашёлся, что сказать. Но потом прыгнул на костяную жёрдочку и спросил:
– Что это за шутка?
– Вовсе это не шутка, – ответила принцесса Сен тябрь. – Просто сегодня по всему дворцу шныряют ма тушкины коты, так что здесь тебе будет безопаснее.
– Не понимаю, для чего её величеству столько котов – недовольно сказал маленький соловей.
– Дело в том, что эти коты не простые, – объяснила ему принцесса. – У них голубые глаза и хвосты крюч ком, они фирменной королевской породы, если ты пони маешь, что это значит.
– Прекрасно понимаю, – ответил соловей. – Но зачем было сажать меня в клетку без предупреждения? Мне здесь совсем не нравится.
– Затем, что я всю ночь не сомкну глаз, если не буду знать, что ты в безопасности.
– Ну, ладно, на одну ночь я согласен, – сказал соло вей. – Только смотри, утром выпусти меня.
Он с аппетитом поужинал и принялся петь. Но вдруг, не допев песенки, замолчал.
– Не знаю, что со мной, – сказал он, – но мне сегод ня как-то не поётся.
– Ну и ладно, – отозвалась принцесса. – Ложись-ка лучше спать.
Он сунул голову под крыло и спокойно уснул. Уснула и принцесса Сентябрь. Но лишь только забрезжил рас свет, соловей её разбудил. Он громко кричал:
– Проснись, проснись скорей! Открой дверцу клетки и выпусти меня. Мне хочется полетать, пока не сошла роса.
– Тебе будет гораздо лучше, если ты останешься си деть, где сидишь, – сказала принцесса. – Смотри, какая у тебя красивая золочёная клетка. Её смастерил лучший умелец в папенькином королевстве, и папенька был так доволен его работой, что отрубил ему голову, чтобы он не мог сделать второй такой клетки.
– Выпусти, выпусти меня! – просил соловей.
– Мои фрейлины будут три раза в день приносить еду, ты сможешь жить без забот и петь сколько душе угодно.
Но соловей твердил одно:
– Выпусти меня! Выпусти!
Он пытался протиснуться между прутьями клетки, но, конечно, не смог, толкался в дверцу, но она, конечно, не открылась. А тем временем посмотреть на него при шли восемь сестёр его хозяйки. Они похвалили малень кую принцессу за то, что она последовала их совету. Он скоро привыкнет к клетке, сказали они ей, пройдет каких-нибудь несколько дней, и он вообще забудет, что жил когда-то на воле. А соловей при них хранил молча ние, зато когда они ушли, стал просить ещё горячее:
– Выпусти меня! Выпусти меня!
– Ну не будь же таким глупышкой, – отвечала ему принцесса Сентябрь. – Ведь я держу тебя в клетке толь ко потому, что желаю тебе добра. Я лучше тебя понимаю, что для тебя хорошо, а что плохо. Спой лучше песенку, и я дам тебе кусок жжёного сахара.
Но соловушка забился в дальний угол клетки, смот рел на голубое небо и молчал. За весь день он не издал ни звука.
– Ну что ты дуешься? – упрекнула его принцесса. – Лучше пой и забудь обиды.
– Как же я могу петь? – отвечал соловей. – Мне обязательно надо видеть деревья, и озеро, и зелень рисо вых полей.
– Только и всего? В таком случае я буду брать тебя на прогулки, – сказала принцесса Сентябрь.
Она подхватила клетку вышла с нею в сад и спусти лась к озеру, над которым росли ивы, а потом постояла на краю рисового поля простиравшегося до самого горизонта.
– Я буду выносить тебя каждый день, – посулила она соловью. – Ведь я тебя люблю и хочу тебе счастья.
– Но это совсем не то, – возразил соловей. – Рисо вые поля, озеро и ивы выглядят по-другому, когда смот ришь на них сквозь прутья клетки.
Принцесса принесла его обратно, стала кормить ужи ном, но он ничего не захотел есть. Принцесса обеспокои лась и опять посоветовалась с сестрами.
– Надо проявить твердость, – наставляли они её.
– Но ведь без еды он умрёт, – сказала принцесса Сентябрь.
– Это будет чёрной неблагодарностью с его стороны. Должен же он понимать, что ты только заботишься о его благе. Если он заупрямится и умрёт, так ему и надо, а ты раДУЙСЯ, что избавилась. Принцесса не очень-то понимала, чему ей надо будет радоваться, но их было восемь, а она одна, и к тому же они все были старшие, так что она промолчала.
– Может быть, он до завтра привыкнет, – понадея лась она.
Назавтра, едва раскрыв глаза, она бодрым голосом пожелала соловью доброго утра. Но ответа не услышала. Тогда она выскочила из кровати, подбежала к клетке. И вскрикнула: соловей с закрытыми глазами лежал на дне клетки замертво. Принцесса отперла дверцу, просунула руку и вынула птичку на ладони. Она почувствовала, что птичье сердечко ещё бьётся, и заплакала от облегчения.
– Очнись, очнись, соловушка! – звала она. Её слезы закапали на соловья. Он открыл глаза, уви дел, что его больше не окружают прутья клетки, и сказал:
– Я не могу петь в неволе, а если я не буду петь, то умру.
Принцесса Сентябрь с рыданием ответила ему:
– Раз так, я возвращаю тебе волю. Я заперла тебя в золотой клетке, потому что люблю тебя и хотела, чтобы ты был моей собственностью. Но я не думала, что клетка тебя убьёт. Улетай. Порхай на свободе среди ив вокруг озера и над зелёными рисовыми полями. Лети и будь счастлив по-своему, моей любви хватит и на это.
И распахнув окно, она бережно посадила соловья на подоконник. Он легонько встряхнулся.
– Прилетай и улетай, когда захочешь, – сказала принцесса Сентябрь. – Никогда больше не посажу я тебя в клетку.
– Я прилечу, – пообещал соловей, – ведь я люблю тебя, принцесса. И буду петь тебе свои самые красивые песни. Сейчас я улечу далеко-далеко, но всегда буду воз вращаться к тебе. Я тебя никогда не забуду. – Он встрях нулся ещё раз. – Надо же, как у меня крылышки затекли.
Он расправил крылья, вспорхнул и улетел прямо в небо. А маленькая принцесса горько заплакала, ведь это так непросто – ставить счастье тех, кого мы любим, выше нашего собственного счастья, и, расставшись со своим соловьём, она вдруг почувствовала себя такой оди нокой! Сестрицы, узнав о её поступке, стали над ней на смехаться и уверять, что больше она своего соловья никогда не увидит. А он возьми да и возвратись. Он при летел и снова сел принцессе на плечо, и клевал из её ла дони, и пел ей самые красивые песни, которым обучился, летая над разными живописными местами. С тех пор принцесса Сентябрь постоянно, и днём и ночью, держала окно в своей спальне открытым, чтобы соловушка мог прилетать к ней, когда ему вздумается. А свежий воздух пошёл ей на пользу: она выросла настоящей красавицей. Когда она стала взрослой, то вышла замуж за короля Камбоджи и приехала к нему в столицу на белом слоне. А вот её сестры всегда спали с закрытыми окнами и поэ тому выросли безобразными и сварливыми, и когда при шло для них время замужества, король выдал их всех за своих советников и каждой дал в приданое по фунту чаю и по сиамскому коту.