Змеиное кольцо

Ярцева Евгения — Змеиное кольцо

Из повести «Лето в Саулкрастах»

Сегодня мы на пляж не пошли. А всё из-за клубники, которая уродилась в каком-то угрожающем количестве! Никто её уже видеть не мог, а она всё прибывала и прибывала. Нынешним утром Лёлькина бабушка заявила, что с клубникой «надо как-то бороться». Вот взрослые, там, внизу, на кухне, и борются с ней кто во что горазд, – варят варенье, протирают с сахаром, закручивают банки с компотом.

Можно было бы сходить на пляж вдвоём с Лёлькой. Но он тоже занят – с утра сидит у себя и корпеет над французскими глаголами.

Повиснув на перилах веранды, я разглядывала носки своих сандалий, просунутые между перекладинами. Бедные сандалии! Ещё недавно они красовались на витрине, а спустя каких-то полтора месяца превратились неизвестно во что. Они потрескались, покоробились – наверное, потому что частенько намокали. Не говоря уж о том, что карабкались по деревьям, били с размаху по мячу, крутили педали и тормозили носками об землю. Однажды им довелось заночевать в песке, когда я по рассеянности оставила их на пляже. Да, тяжёлая жизнь выпала на их долю! Особенно им досталось вчера, когда я неудачно спрыгнула с тарзанки и приземлилась прямиком в сточную канаву…

На улице играли Илюшка с Мишкой. Они бросали вверх здоровенную палку, пытаясь сбить с берёзы старое гнездо.

– Дай мне, дай мне, – просил Мишка. Он взял палку за середину обеими руками и легонько подкинул её, одновременно подпрыгнув. Палка не долетела даже до нижних веток и упала к его ногам.

– Да кто так кидает! – Илюшка подобрал палку. – Смотри, как надо! – и он с силой швырнул палку, так что она закувыркалась и взлетела довольно высоко, но вместо того, чтобы сбить гнездо, застряла в ветвях. Илюшка стоял, задрав голову, соображая, как стряхнуть палку с дерева, и тут заметил меня.

– Жень, спускайся, поиграй с нами в собак! – крикнул он.

Это Мишка придумал такую игру. Чтоб я была хозяйкой, а они – моими учёными собаками. Мишка назывался Бобиком, Илюшка – Лорочкой. Они бегали наперегонки, прыгали через палочку, выполняли команды «сидеть», «лежать», «голос». Но Мишка хитрил. Скажем, обогнал его Илюшка, и он тут же кричит: «Это не считается, у меня нога подвернулась». И вдобавок всё время лез со своим сценарием: «А давай, как будто ты учила нас приносить палку, и Бобик сразу научился», «А давай, как будто ты нас позвала, и Бобик прибежал первый, и ты его похвалила». Тогда Илюшка вмешивался: «Давай, как будто Лорочка тоже прибежала первая, и ты её тоже похвалила». Очень интересная игра, ничего не скажешь.

Хоть бы Лёлька побыстрей освободился! Если он не захочет сходить искупаться, мы погоняем на велосипедах по третьим дачкам, где такая ровная дорога, что можно ездить без рук. Или будем изобретать новый шифр…

Я прошла в свою комнату, а оттуда сбежала по лестнице на первый этаж и приоткрыла дверь в Лёлькину комнату. Лёлька сидел за письменным столом, ко мне спиной.

– Долго тебе ещё? – спросила я.

– Ммм… Только первое спряжение сделал, – невнятно ответил он, не оборачиваясь.

Интересно, а сколько всего спряжений во французском языке? Может, десять! Этак я его до вечера не дождусь!

Лёлька учился во французской спецшколе, где всегда давали летнее задание. Не бог весть какое большое. Но прошло уже почти пол-лета, а он так и не удосужился раскрыть учебник. Бабушка, наконец, взбунтовалась и поставила условие: или Лёлька принимается за уроки – или она перестаёт его кормить. Деваться было некуда. И теперь он вынужден спрягать эти несчастные глаголы, в которых, по его собственным словам, ни черта не смыслит.

Мишка с Илюшкой поджидали меня у калитки. Завидев меня, Мишка крикнул: «Доброе утро!», хотя мы с ним сегодня виделись уже дважды. Мишкина мама без устали долбила ему про всевозможные «здрасте», «извините», «до свиданья», «пожалуйста». В результате он докатился до того, что здоровался со всеми по пять раз в день. А прощаясь, всегда выкрикивал как автомат: «Спасибо-досвиданья!», даже если «спасибо» было совершенно ни к месту.

А Илюшка уже вошёл в роль учёной собаки – в зубах у него была палочка.

– О нет, только не это! – взмолилась я. – Не могу я без конца играть в ваших собак!

– Ну а во что тогда будем играть? – спросил Мишка.

– Хотите, прокатитесь со мной по дачкам.

– У меня на велике цепь соскочила, – вздохнул Илюшка. – А папа только в пятницу приедет. Она разболталась, её подтянуть надо.

– Да Лёлька тебе запросто цепь подтянет. Ты его попроси.

– Пойдёмте лучше малину рвать, – предложил Мишка. – Она как раз созревается. (Мишка иногда путал слова, хотя был уже школьником.)

– Вас же так далеко без взрослых не пускают, – с сомнением сказала я.

– Если с тобой, то пустят, – сказал Илюшка. – Меня моя мама точно отпустит.

– И моя тоже точно отпустит, – заверил меня Мишка. – Только… ты её попроси, ладно?

Мишкина мама долго и беспокойно выспрашивала, куда именно мы пойдём, что будем делать, нет ли там злых собак, не слишком ли близко лес. Она давала нам такие подробные инструкции, как будто мы отправлялись, по меньшей мере, на Марс. Было условлено, что мы вернёмся через полчаса, максимум через сорок минут. И я обязана следить, чтобы Мишка не лазил на деревья, не заходил в лес, не наступил в лужу и не переел малины.

В посёлке пять улиц. Нашу улицу мы считали первой и вели отсчёт от неё: третьи дачки, вторые дачки, пятые дачки. Малина росла в самом конце пятых дачек вдоль одного забора – её там было ужас как много. Но на сей раз мы едва набрали по горсти ягод. Просто для малины ещё не наступил сезон – она только-только начиналась.

В середине пятых дачек есть узкий проход, оставленный меж двух заборов. Он ведёт в сосновый лес. И мы решили ненадолго завернуть туда – пособирать землянику (она-то была в самом разгаре). То есть решила я, а Мишка с Илюшкой с готовностью согласились.

Не то, чтоб я позабыла наказы Мишкиной мамы, – просто трудно было придавать им большое значение. Честно говоря, Мишку как-то уж слишком от всего оберегали. Как будто он не человек, а антикварная фарфоровая статуэтка. Ну что такого страшного, если мы все вместе на пять минуток зайдём в лес?.. А собирать землянику прямо в рот – это гораздо вкуснее, чем когда тебе подают её на блюдечке, посыпанную сахаром.

То и дело нагибаясь за ягодами, мы продвигались в глубь леса. И наткнулись на чудн?ю сосну. Обычно сосны прямые, как мачты, ветви у них начинаются высоко от земли. А у этой сосны ствол был искривлённый, и на уровне моих глаз разветвлялся ещё на несколько стволов, таких же кривых и корявых. Я не могла преодолеть искушение забраться на сосну, уж больно заманчиво она выглядела. Подтянувшись на руках, я влезла на развилку, а оттуда – на один из стволов, изогнувшийся так, что на нём можно было сидеть. Илюшка отошёл в сторону; Мишка нашёл в траве, прямо подо мной, целую россыпь очень крупной земляники и торопливо засовывал её в рот. Рядом виднелись остатки какого-то пикника – бутылки, обёртки, след костра, – а чуть поодаль валялась велосипедная шина.

Вдруг раздался Мишкин вопль. Я от неожиданности даже не спрыгнула, а почти соскользнула на развилку дерева. Что же случилось? Оказывается, большая лягушка внезапно прыгнула, задев его руку, которой он тянулся за ягодой. Мишка отпрянул от лягушки и, топая ногами, кричал: «Фу, фу, нельзя!», будто это была не лягушка, а собака. Но лягушка не послушалась его команды. Она снова высоко подпрыгнула в траве, навстречу Мишке. Мишка отскочил назад и чуть было не наступил на велосипедную шину. И тут я сверху увидела, как эта шина… поползла.

Это была змея! Самая настоящая гадюка – я вмиг поняла это по сетчатому рисунку на её спине и боках. Сердце моё страшно похолодело, меня всю, с ног до головы, будто прострельнуло ледяной молнией. Вот-вот Мишка на неё наступит… Гадюка всегда кусает, когда на неё наступают – если стоять спокойно, она не тронет… Я хотела закричать, но сдержалась. Мишку ни в коем случае нельзя предупреждать! Этот трусишка боялся не только лягушек, но и пауков, и жуков, и даже мух. При виде змеи он потеряет голову от страха, опять затопает ногами – и тогда случится самое худшее…

А Мишка, всё высматривая в траве свою лягушку, как нарочно сделал ещё шажок назад, и теперь змеиное тело медленно двигалось прямо между его ступней, обутых в открытые светлые сандалии!

– Мишка, – мой голос готов был сорваться, но я изо всех сил старалась говорить спокойно. – Ты стой вот так. И совсем не двигайся. Пальцем не шевели – понял?

– А ты её видишь? Где она? – Мишка решил, что я беспокоюсь о лягушке, как бы она снова не прыгнула в его сторону.

– Да, вижу. Ты только не шевелись. Очень тебя прошу! Застынь, как будто ты статуя. И молчи!

Мишка послушно замер. Я быстро и осторожно слезла с дерева. Лишь бы Мишка не заметил змею прежде, чем я что-нибудь придумаю!

Змея в это время всё ползла и ползла между Мишкиных ног и – о ужас! – стала заворачиваться кольцом вокруг одной из них.

Тут ещё Илюшка подбежал сзади с громким криком:
– Смотрите, что я нашёл!

Я повернула к нему голову и, сделав страшное лицо, приложила к губам палец. Илюшка остановился. В руке у него была ветка тёмно-фиолетовых махровых колокольчиков.

– Чего это у вас здесь? – с любопытством спросил он.

– Лягушка! Она во-он там где-то притаилась, – шёпотом сказал Мишка, показывая пальцем.

Змеи не слышат – у них нет ушей, – но всем телом чувствуют колебания почвы и воздуха. Я шагнула вперёд, и из-за Мишкиной сандалии вдруг показалась змеиная голова. Гадюка быстро выбрасывала изо рта раздвоенный язычок, пробуя воздух.

Тут Мишка наконец заметил, что я смотрю ему под ноги. Он опустил глаза… А Илюшка, который тоже взглянул вниз, вскричал из-за моей спины:
– Ай, змея!!

Действовать нужно было мгновенно. Я схватила Мишку подмышки (он был худенький и малорослый) и, зажмурившись от страха, выдернула его из змеиного кольца.

Раздалось лёгкое шуршание. Змея быстро уползала в противоположную сторону.

Я села на землю. И зарыдала.

То дикое напряжение, которое накопилось во мне за последние минуты, вырвалось из меня как буря… Она бушевала сама по себе, помимо моей воли, и я никак не могла успокоиться. Мишка, глядя на меня, тоже начал всхлипывать. А Илюшка молча смотрел на нас глазами, полными то ли ужаса, то ли удивления.

…Когда мы подходили к нашей даче, Мишкина мама стояла у калитки, глядя на часы. Я в очередной раз повторила Мишке, чтобы он не проговорился про лес и про змею. Он обещал, что будет нем, как рыба. Илюшка тоже поклялся молчать. Иначе нас больше вообще никуда не пустят. А Мишку и вовсе запрут в сейф на веки вечные… Что бы с нами ни произошло, сколько бы мы ни прожили на свете, – никогда, никому, ни за что не расскажем мы об этом страшном случае! Даже саму память о нём мы унесём с собой в могилу!..

Лёлька уже ждал меня на террасе.

– Ну что? На третьи дачки? – сказал он.

И мы побежали за велосипедами.