Пепел

Говорова Юлия — Пепел

Коля, наш конюх, очень долго и обстоятельно может объяснять мне, что такое супонь и что значит рассупониться.

Он бережёт лошадь, ухаживает за ней, протягивает ей хлеб на ладони, но если она вдруг начнет дурить, кусаться и скалить зубы, – а кусаются лошади очень больно, пальцы могут переломать, – Коля спокойно даст ей по морде.

Зоря, с которой мы каждую весну сажаем картошку, так и норовит заехать копытом в грудь. И Коля время от времени, тут уж ничего не поделаешь, с ней дерётся.

Я люблю эти весенние дни, когда все на телеге выезжают в поле. Обязательно кто-нибудь шутит, вспоминает приметы: небо в тучку – картошка в кучку.

По кромке борозды идет Зоря, следом мы, кладем в борозду картошины. Галки налетают на свежего весеннего червячка.

Дома работников ждёт угощение – моя любимая окрошка, с укропом, яйцом, огурчиком. Пока мы обедаем, Зоря стоит во дворе привязанная, болтает головой, фырчит и вынюхивает в траве одуванчики.

Так происходит изо дня в день: поле, пашня, обед. Пока вся деревня не пересажает картошку.

И в этот раз все было, как всегда: Зоря шагала, скрипели подпруги, мы раскладывали картошины. Если Зоря вдруг останавливалась, останавливались и мы. Ждали терпеливо, пока она найдёт, выберет и медленно разжует перемешанную с навозом солому.

Живот и бока у неё, как всегда во время работы, чернели и блестели от пота, будто промасленные. Мы о чём-то болтали, тётя Нина пересказывала очередной сериал. Коля, в потемневшей рубахе, шёл за плугом и командовал: «Прямо, Зоря, прямо!»

Удивительно то, что повалилась она на землю очень медленно. Не рухнула, а именно тихонечко опустилась. Легла на бок осторожно и совсем не игриво, не так, как иногда делают лошади, когда хотят поваляться.

Зорю, конечно, тут же разнуздали, сняли хомут. Так пытаются помочь человеку, которому трудно дышать: расстегивают или разрывают ворот рубашки.

Но всё было уже бесполезно. И жаворонки, и синее небо. Голова лошади была прижата к земле, и мы видели, как при вдохе и выдохе то сужаются, то расширяются лошадиные ноздри. Зоря не кричала, никого не звала, не перебирала в отчаянии копытами. Усы её и губы, которые, когда к ним прикоснешься, щекочут ладонь, были припорошены земляной пылью. Той весной земля была сухой и выгоревшей, как пепел. Мы, конечно, очень переживали, что так получилось, но и картошку надо было досаживать. Около трех часов мы сидели и ждали трактор, чтобы он вытянул и увез мёртвую лошадь с поля. Перед этим Коля снял и убрал оставшуюся на Зоре упряжь.

Потом пригнали новую лошадь, и у неё так же скрипели подпруги, и такими же темными от пота были бока.

Коля умер в том же году зимой. Упал замертво на дороге и разбил трехлитровую банку молока.

А мы ведь с ним так мечтали прокатиться ночью в августе на телеге: чтобы Зоря бежала впереди, чтобы с супонью всё было в порядке, и звёзды были раскиданы по небу, как новый, никем ещё не собранный урожай.