Блохнесское чудовище
Москвина Марина — Блохнесское чудовище
Сергею Седову
Не просто вырастить охотничью собаку. Вот наша такса Кит. Сейчас он уже в летах. А лучшие годы жизни он посвятил уничтожению ВСЕГО вокруг себя, и все это он ел!
Мы страшно боялись, что он заболеет и умрет. Но Кит жил припеваючи. Только однажды он впал в меланхолию, когда проглотил мою резиновую галошу. Месяц ходил печальный, а потом опять взялся за своё.
Если положить в кровать рыжего пса, который сторожит тетинюрин огород, он быстро вскочит и удерет. А Кит ляжет, устроится поуютней и будет пыхтеть, чтобы пожарче сделать своему товарищу по кровати – мне.
Я даже представить не могу, что у нас когда-то не было Кита. Я помню, как у него нос вытягивался, уши, туловище, он рос хоть и незаметно, а прямо на глазах, как идут минутные стрелки.
Когда мы первый раз привели его на выставку, он оказался лучшей собакой в Москве. Все были начесанные, причесанные, а Кит вышел с папой на ринг, и судья сказал:
– Кобель Антонов! Первое место по красоте.
Когда он подошел к двухметровому барьеру, мы ужаснулись: он никогда не прыгал такую высоту. Забор сплошной. Никто никого не видит. Папа встал за барьером и крикнул:
– КИТ!
Кит взвыл – это было тоскливое коровье мычание – и перепрыгнул.
А как он охотился! Механический заяц в штаны наложил, когда Кит появился на горизонте.
Из уважения к Киту папа приобрел ружье и подал заявку на охоту на ворон, как на вредных животных. Но Кит так весело на них кидался, что все вороны просто улетели из нашего двора.
С тех пор у Кита во дворе хорошая репутация.
Когда к нам пришла отравительница крыс и мышей, тихая женщина в серой шапочке, увидела Кита – испугалась, то наша дворничиха сказала ей:
– Не бойтесь! Это самая лучшая собака на свете.
Тихая женщина в серой шапочке пришла травить крыс и мышей, но у нас их не оказалось. И все-таки папа взял телефон этой тихой женщины и ее визитную карточку: «Плахова – крысы-мыши». И мы забыли про эту карточку, совсем забыли.
Летом я и Кит гуляли в полях. Он давал круги, зависая над маленькими зелеными елками. Он так хорошо себя чувствует в полете. И я себя тоже! А когда шел дождь, мы бежали домой под дождем. Впереди, задрав хвост, шпарил Кит. И я думал: «Вот как надо счастливо жить».
И вдруг – ни с того ни с сего – как гром среди ясного неба: у нашего Кита завелись блохи. Блохи очень приспособлены к жизни. Они пришли к нам из тьмы веков и, наверное, будут прыгать и скакать, когда погаснет Солнце, и наша цивилизация исчезнет с лица Земли.
– Выше нос! – сказал папа псу.
Он схватил Кита, как орел курочку, сунул в ванну и намылил дегтярным мылом. Блохи обалдели. У них был такой ошалелый вид! Мы думали: никто не уйдет живым, все найдут себе тут могилу. Но они проявили самообладание и дружно перебежали к Киту на нос. Я поймал несколько штук.
– Где ты их находишь, где?! – кричал папа.
– Сейчас я тебе покажу, – отвечал я,– и ты запомнишь.
– А что? Какое чувство, – кричал папа,– когда ты поймал блоху?
– Чувство радости, – отвечал я.
Тут они взяли и перескочили на папу. Папа бил их газетой, крича:
– Андрюха! Они скачут по моей груди!
Он гонял их с места на место, пока вся компания почти без потерь снова не оказалась на Ките.
– Только такое веселое животное, как блоха, – сказал папа, – не станет предаваться унынию после таких сокрушительных ударов судьбы.
И вызвал ветеринара.
Ветеринар приехал на «газике».
– Поменьше гуляй, – сказал он мне. – Ваш двор полон инфекции.
Я поглядел в окно. Двор был пуст. Как странно устроен мир! Один человек смотрит и не видит. Другой же видит не глядя. Тогда я представил себе толпу ИНФЕКЦИЙ, похожих на слоноедов, свирепо разгуливающих по двору.
– На что жалуемся? – спросил ветеринар.
Кит лежал у меня в постели. Я боюсь: если не пускать на кровать Кита, он может не понять, в чем дело, и подумает, что его разлюбили.
– Кто это? – спросил ветеринар, осмотрев Кита.
– Это блохи, – ответил папа. И беззаботно добавил: – Что за собака в наше время без блох?
– А кто вам сказал, что это собака? – спрашивает ветеринар.
Я знал, я давно подозревал, что Кит не собака, а четвероногий человек.
– Это короткоухая такса, – твердо произнес папа, – купленная мной и Андрюхой на птичьем рынке.
– Вас обманули, – сказал ветеринар. – Это крыса. Циклопическая американская крыса. Вид найден в городе Бостоне, штат Массачусетс, во время ремонта канализационных труб. Бостонцы привозят их в клетках на птичий рынок и продают в качестве такс.
– А-а-а! – закричала мама и грудью заслонила меня от Кита.
Все сразу вспомнили его странное поведение: как он любит пожевать папино ухо, ест подчистую все на своем пути и как он в овраге – первый – покинул тонущий в луже плот…
– Значит, наш Кит – это крыса? – задумчиво сказал папа.
– Да, – вздохнул ветеринар. – И среди этих крыс встречаются людоеды.
Мама закачалась.
Почуяв неладное, Кит сделал вид, что он глубокий старик, и стал доканывать нас своими печальными вздохами. Я хотел к нему подойти, чтобы он знал, что мне неважно его происхождение, но мама вцепилась в меня, как медведь коала в эвкалипт.
– Так вот почему на даче, – задумчиво сказал папа, – он в окне выгрыз форточку и вылетел в огород.
– Это настоящий крысиный поступок, – сказал ветеринар.
– А я его понимаю! – говорю. – Я-то по опыту знаю, что такое одиночество.
– Но все равно, – говорит папа, – зачем же окна грызть?
А я говорю:
– Потому что оно ему мешало! Его неведомая сила влечет. Он ничего с собой не может поделать.
– Вот именно – неведомая сила, – зловеще произнес ветеринар. – Он дома гадит?
– Никогда!
– Уникальный случай! – Ветеринар вынул фотоаппарат и нацелил на Кита объектив.
Кит дико затрясся.
– Видите, – сказал ветеринар. – Не хочет фотографироваться. Боится, что его разоблачат.
– Раз крыса, так крыса, – говорю я. – Подумаешь!
– Если Кит съест папу, – сказала мама, – я не переживу.
– А не надо его злить, – говорю. – В случае чего я запру его в комнате.
– Люся! – вскричал папа. – Люся! Как же нам быть?
Он воздел руки к небу, и в этот момент из его кармана выпала визитная карточка: «Плахова – крысы-мыши».
Все молча уставились на нее, окаменев.
– Нет! – крикнул я. Я думал, у меня разобьется сердце.
Бедный Кит. Он, умевший уходить отовсюду, где ему не нравилось, и удирать ото всех, кого он не любил, в мгновение ока очутился в лапах ветеринара. Тот сжимал его цепко, профессионально. И уже уходил от нас, бормоча:
– В доме ребенок… опасно… внизу спецмашина… эти крысы такие коварные…
Он еще что-то бормотал, унося Кита, но я не слышал. Я орал:
– КИТ! КИТ!!!
Я рвался к нему, но мама держала меня. И папа меня держал.
– Это катастрофа, – растерянно шептал папа. – Это катастрофа!
Но держал крепко.
И тогда я понял, что уйду из дома. Буду бродить, вспоминая Кита и родителей. Но, конечно, никогда не вернусь. Никогда. Они поймут, что значит потерять САМОЕ БЛИЗКОЕ СУЩЕСТВО. Тогда они ПОЙМУТ.
Ветеринар уходил. А я ничем не мог помочь Киту! Наши взгляды встретились. В последний раз. В полной тишине.
И тут Кит сказал:
– ВЫ ЧТО, ПСИХИ? Слышал бы мой дедушка ТАКС КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ эту белиберду! Ветеринар ненормальный. Он сбежал из сумасшедшего дома… Андрюха! – сказал Кит. – Положи меня в кровать.
Это было первый и последний раз в жизни. Больше Кит ничего не говорил.
И ветеринар тоже. Но прежде чем исчезнуть из нашей жизни навсегда, он обернулся на пороге и сказал:
– От блох хороша черемичная настойка.