Папа для Егорки

Ракитина Елена — Папа для Егорки

У Егорки не было папы.

То есть, он, конечно, где-то был, потому что в прошлом году прислал по почте розового слона. На квитанции с похожими на монетки печатями так и было написано: «Синицыну Егору Олеговичу».

Непонятно, зачем взрослому человеку розовый зверь, но Егорка слона любил. У него в бархатном кармашке лежала записка: «От папы в день рождения».

Вот и всё, что мы про него знали. Ну, живёт где-то, покупает розовых слонов и никогда не приходит в гости.

Раньше я думал, что моего папы Егорке достаточно.

Из детского сада, например, он забирал нас обоих. Стоило папе просунуть голову в дверь, как Елена Фёдоровна радостно восклицала:
– До свидания, Черкашин-Синицын!

Мы выбегали, улюлюкая и повизгивая, и прыгали на моего папу, как обезьянки.

И когда папа копался в карбюраторе, то промасленные тряпки мы вдвоём подавали. И на лыжах вместе ходили, и по очереди играли с папой в настольный теннис.

Когда папа хвалил меня, он хвалил и Егорку. И если прижимал к себе ласково, то сразу обоих. У него ведь две руки, у моего папы!

Но после сочинения про семью, которое мы писали дома, а потом читали вслух всему классу, Егорка загрустил.

Как выяснилось, почти у всех ребят были папы и много бабушек с дедушками, тёть с дядями, сестёр с братьями, в общем, родни на целый троллейбус!

У Котиковой почему-то даже племянник.

Егорка сказал, отвернувшись к окну:
– А у меня только мама.

И правда, к нему на день рождения приходили мамины сотрудницы да мы с Петровым.

– Наверное, твои родственники живут далеко, – утешил я, – с верблюдами или пингвинами.

– А слон? – нахмурился Егорка.

– Может, и со слонами живут. Пасут их где-нибудь в Африке.

– Розовый слон, – уточнил Егорка. – Его из нашего города прислали. Папа близко.

Примерно через месяц он открыл мне страшную тайну.

– Мой папа засекреченный, – таинственно прошептал Егорка. – Никому, понял?

– Как засекреченный? Иностранный разведчик?

– Не знаю… Только из-за секретности ему приходится смотреть на меня издалека.

– Откуда?!

– Видел, около нашей школы киоск «Ремонт обуви» поставили? – сузил глаза Егорка. – Там мой папа.

– Да ну? – ахнул я.

– Точно! У него родинка на подбородке, как у меня! А когда я иду мимо, папа никогда на меня не смотрит, чтобы я не понял, что он папа.

– Да может, он и не папа?

– Не веришь? – пожал плечами Егорка. – Проверишь!

Всё это он рассказал на большой перемене, и я все уроки гадал, выдумывает Егорка чепуху или говорит правду.

Когда мы вышли из школы, он улыбнулся:
– Вот смотри. Сколько я здесь буду стоять, папа на меня и не глянет. А отойду, сразу высунет голову из окошка и будет смотреть вслед… Потому что видимся редко, понимаешь?

– Иди, – кивнул я.

Егорка двинулся мимо ларька, ускоряя шаг. Дяденька, который там чем-то стучал, не обратил на него никакого внимания. Я ждал-ждал и побежал за Егоркой:
– Не выглядывает!

– Просто он догадался, что ты мой друг. Не может он, когда я не один, выглядывать – рассекречиваться.

– Как же проверить?

– Да чего проверять! – махнул рукой Егорка. – Ты посмотри, он похож, как две капли воды: и глаза, и нос, и родинка.

– Как же я посмотрю? Киоск не стеклянный.

– Я тоже думал – как? А потом у кроссовка подошву отодрал, и мама дала деньги на ремонт.

Я с восхищением посмотрел на Егорку! Не голова у человека, а Государственная Дума.

– Я принёс ему кроссовок, – с волнением зачастил он, – а папа так странно на меня посмотрел и удивился, как так чудно разорвать можно было. И посоветовал смотреть под ноги, когда хожу!

– И что?

– Ну, он так сказал, потому что это мой папа!!! – воскликнул Егорка. – Если б другой кто принёс, он бы ничего не советовал!!! Я специально как-то за ларьком стоял и слушал, что он людям говорит. Только цену починки, понял?

Я с сомнением покачал головой.

– Вот придём к тебе домой, я твой ботинок порву, тогда убедишься. Рассмотришь моего папу хорошенько – сам поймёшь.

– Почему мой ботинок? – ахнул я.

– Свой дать не могу, – деловито пояснил Егорка. – Папа запомнил, что у меня тридцать четвертый размер. У него знаешь какая память?! О-о-о!!!

В общем, Егорка был настроен решительно. Он в два счета расковырял ножом мой почти новый жёлтый ботинок, и мне пришлось выпрашивать у мамы деньги на ремонт.

– Чем только подошву клеят? – удивлялась она. – До зарплаты ещё неделя, а ты рвёшь.

Мама вытряхивала монетки из кошелька, искала их в карманах пальто, потом заняла у соседки. Мне было стыдно, но не мог же я рассказать про засекреченного Егоркиного папу!

На следующий день я подбежал с ботинком к ярко-голубому ларьку. Издалека он казался кусочком неба, свалившимся в траву.

Егорка бежал на расстоянии, чтобы никто не заподозрил что мы вместе. Потом спрятался за школьным забором и всё время подглядывал, раздвигая доски.

– Здравствуйте! – я протянул в окошко рваный ботинок и затаил дыхание. – Вот!

Вначале показалась кудрявая чёрная макушка, а потом весь дяденька. Ох я и удивился!!! Он был загорелый, с косматыми бровями и горбатым носом, а говорил с акцентом. По-моему, он был грузин.

– Как так порвал, да? – громко удивился дяденька. – Чего, оглоед, с обувью сделал?

Не понимаю!

Я смотрел на него во все глаза. Родинка на подбородке, и правда, была почти там же, где у Егорки.

Сапожник, всё возмущаясь, вручил квитанцию, и я рванул к школе…

– Увидел? – сиял Егорка. – Похож?

– Не очень… – замямлил я. – У тебя волосы как солома и глаза серые, а у него всё чёрное: и волосы и глаза, и нос крючком, и вообще это грузин!

– Сам ты грузин! – рассвирепел Егорка. – Это он маскируется, понял? И разговаривает так специально, и волосы специально красит.

– И завивает? – ошарашено спросил я. – На бигуди?

– Не знаю, – шмыгнул носом Егорка. – Понимаешь, он никогда-никогда, ну совсем никогда меня не видел, и чтобы хоть так встречаться, абсолютно загримировался и засекретился.

Я пожал плечами. Всякое в жизни бывает. В фильмах про разведчиков чего только не случается.

В общем, Егорка изорвал всю обувь дома, чтобы разговаривать с папой. Сначала свою, а потом за мамину принялся. Этот дяденька в ларьке уже его узнавал и кивал дружелюбно, когда мы проходили мимо.

А когда обувь у Егорки закончилась, он стал нашу выпрашивать.

– Подошву отрывать не буду, только каблуки – клянчил он. – Каблук прибить недорого.

Два раза он отрывал, потом мама сказала, что оторвёт мне уши.

Егорка надулся.

– Да ты просто так с папой говори, – посоветовал я. – Хотя бы здоровайся.

И мы стали здороваться, когда шли в школу, а когда обратно, говорить «До свидания».

Папа Егоркин отвечал нам радостно и всегда спрашивал, не порвалось ли то, что он чинил.

И когда мы отвечали, что нет, поднимал большой палец и восклицал:
– Отлично!

Так продолжалось месяца два. А потом Егорка заболел, и утром, когда я шёл в школу, папа, высунув голову из окошка, поинтересовался, где мой друг.

Это меня ещё больше убедило, что он папа.

Когда я сказал, что у Егорки температура, он расстроился, два раза повторил, какие сам пьёт таблетки от гриппа, и даже написал на бумажке названия.

Понятно, мой папа тоже написал бы, если б я болел.

Я тогда набрался смелости, всё-таки мы разговорились по-дружески, и спросил:
– Скажите, пожалуйста, как Вас зовут?

И он ответил:
– Зови дядя Саша.

– А по правде? – я сузил глаза, наклонился поближе и прошептал. – Олег, да?

– Почему Олег? Совсем даже не Олег! – удивился дяденька.

– Ну, признайтесь, что Олег. Мне можно! Я никому не скажу! – настаивал я, подмигивая.

Тогда Егоркин папа встал, порылся в сумке и достал паспорт. Рядом с фото, где подбородок с Егоркиной родинкой, было напечатано: «Сурен Петрович».

Я не поверил! Я перечитал три раза!

И такая на меня тяжесть навалилась, что я еле добрёл до класса.

Все уроки я думал, как сказать обо всём Егорке, ведь он такой счастливый ходил… Может, не говорить вовсе?! Только вдруг настоящий папа найдётся, а Егорка не поймёт, что настоящий, не узнает?

В конце дня мне впервые не хотелось идти домой.

Я долго стоял возле школы, а потом медленно-медленно побрёл к Егорке. Всё время останавливался и думал: как я приду, как всё бухну, как отниму у Егорки папу?

Вздыхая и мучаясь, я не поехал на лифте, а поплёлся пешком на восьмой этаж…

– Мишка? – удивилась Егоркина мама. – Не пущу. Заразишься.

Раньше я бы с радостью заразился, попросил бы Егорку на меня почихать и покашлять. Но сейчас… Сейчас было не до этого.

Я так маме и сказал, что не до этого. И она на секундочку разрешила войти.

Егорка лежал в постели. Горло замотано пушистым шарфом, под мышкой – градусник. Рядом, на тумбочке с лекарствами, глупо улыбался розовый слон.

Торопясь и сбиваясь, я стал рассказывать про Сурена Петровича.

Егорка не удивился.

– Подумаешь… – сказал он устало. – У него просто паспорт поддельный. Про такие паспорта в шпионских кино показывают.

– Смотри! – кивнул я и протянул Егорке записку. – Тут папа тебе лекарства написал.

Егорка развернул бланк квитанции, потом полез в кармашек к слону. Достал измятую записку, сравнил.

Я тоже посмотрел. Почерк был разным. На одной бумажке – буквы крупные и с наклоном, а на другой – какие-то закорючки.

– Это он специально! – заплакал Егорка. – Чтоб никто не догадался!!!

– Конечно! – согласился я, и у меня в носу защипало. – Я так и понял.

Через три дня неизвестно почему ларьки снесли: и цветочный, и «Ремонт обуви». Остался только газетный. Там работала тётенька.