Внутри что-то есть
Басова Евгения — Внутри что-то есть
Море людей, море снега, море разложенной на снегу, клеёнках и одеялах рухляди. В одном месте, где кончается толпа, гусиная голова растёт на высокой шее из туго набитого рюкзака.
– Додержали! – говорит кто-то сверху. – Старый, кто его купит теперь?
Мишка протискивается между взрослых. Теперь в его нос почти упирается серый клюв. Над клювом блестят маленькие живые глазки, и когда они видят Мишку, раздается долгое шипение.
– У меня красный комбинезон, – виновато говорит Мишка. – Ты боишься красного цвета? У меня просто нет другого комбинезона, вот этот – только один. Зато смотри – у меня зелёные рукавички. Как травка летом…
– Я замерзла, пошли! – мама тянет Мишку в сторону и дальше, сквозь толпу, вперед по бесконечному пригородному рынку. Сегодня им предстоит купить совсем недорого сапоги, не сношенные прошлой зимой каким-то мальчиком.
Мамин взгляд выхватывает из всего разложенного на снегу скарба то, что стоит примерить сыну, и отметает всё лишнее. Как вдруг на пути у них оказывается человек, ростом не больше Мишки. Морщинистый, кругленький – старушка, а может быть, старичок, в чём-то непонятном, чёрном, длинном, и руки беззащитно сложены на животе. Внизу, перед человеком, на старом одеяле – потрёпанные детские книжки, гранёные стаканы и грубо сшитое толстое бельё, какого не увидишь в магазинах. И чуть в стороне – грузовик. Машина с глазами-фарами. В кузове – снова глаза, и нос картошкой, и рот – похожий на рот этой старушки или старичка-торговца. Лицо нарисовано на чём-то жёлтом, бугристом. Это груз в кузове, куча песка. Только не рассыпается и блестит, и смотрит на тебя.
Маленький человечек, не зная, что маму остановило перед ним, поспешно садится на корточки и начинает разглаживать ладошками бельё, надеясь придать ему более презентабельный вид. Наверно, это все же старушка, не старичок… Мама кивает на машину:
– Сколько стоит этот зверь?
– Пятьдесят, – и не успевает карлик ответить, как мама, подхватив Мишку, уже спешит дальше через толпу. Конечно, думает она, торговец не так глуп, чтоб отдать свой товар за бесценок. В магазине было бы ещё дороже. Но если сейчас она отдаст все пятьдесят за машину – как они смогут купить сапоги? Маленький человечек смотрит им вслед. Как хочется ему оправдаться, снова заинтересовать дамочку с мальчиком!
– Там детали ещё! – кричит человечек жалобно. – Крышка открывается, и там детали внутри!
Куча песка – заодно крышка. Под ней что-то есть. Но мама утаскивает тебя, и ты не рассмотришь. Наверно, у тебя никогда не будет этой игрушки. Ты будешь её вспоминать. Под эти слова, которые какое-то время будут звучать у тебя внутри: «Там детали ещё!» И вместе с машиной, заодно, ты долго ещё будешь помнить морщинистого человечка, и сам не будешь знать, почему.
Наконец-то на Мишкиных ногах новые – не очень новые – сапоги. Мама прячет ботинки в сумку. Мишка тянет её:
– Пошли к тому гусю, пожалуйста!
Гуся уже нет. На его месте в двух сумках ждут покупателей откормленные утки. Они совсем не смотрят на людей, тонкие шейки тянутся из сумок навстречу друг другу, и утки, похоже, что-то друг другу говорят. Потом одна, не переставая крякать, начинает водить клювом по шее другой. Целует она её так, что ли? Хочет успокоить и сказать, что всё будет хорошо? Хотя ясно всем, что всё у них будет плохо и продадут их, скорее всего, на суп. Интересно, как можно успокоить кого-нибудь, кто знает, что всё обязательно будет плохо?
– Мама, как странно, – говорит Мишка вечером.
– Что странно? – не сразу, очнувшись от каких-то своих мыслей, отвечает мама.
– Всё это, – он разводит руками вокруг себя. – Иногда просто живёшь, и всё, а иногда становится так странно. Я есть, и я вижу тебя. Ты ходишь, тарелки моешь. Ты есть, и это всё есть. Небо, звери. Я не знаю, как про это сказать…
Мама уже опять в своем мире. Она машинально трёт тарелку и не отвечает Мишке. Тогда он закрывает глаза. Он не спит, но он ясно видит маленького круглого человечка. Карлик с блошиного рынка протягивает ему руку. Мишка знает – сейчас они пойдут к той, глазастой машине. И он увидит, что у неё внутри.
