Когда он вернется
Голявкин Виктор — Когда он вернется
Была война. Мы жили в далёком южном городе. Отец был на фронте. Мама работала на фабрике, и я иногда после школы навещал её. У нас кончались занятия, на фабрике начинался перерыв. Я всегда спешил к обеду.
В этот день я налетел на директора фабрики, он видел меня частенько, я хотел проскочить, но он вдруг спросил:
– Постой-ка, в школе ты хорошо учишься?
– Хорошо. – Я всегда хорошо учился.
– А сколько тебе лет? – спросил он.
– Пятнадцать.
Это была неправда, мне было двенадцать. Хотелось на войну. И я врал. Всем. Всегда. Я знал, что и пятнадцать маловато. Но… врать – меру знать. Война-то идет…
– Почему бы тебе не работать у нас курьером? – спросил директор. – Если это, разумеется, не отразится на учёбе. Ведь ты старший в семье?
– Почему бы мне не работать, говорите? – Я обрадовался. – Конечно, я самый старший и никогда не устаю!
– Поработаешь пару часиков, – сказал он, – учёбе это не повредит, надеюсь.
– Я старший, – сказал я, – не повредит.
– Отлично, – сказал он, – разнесёшь нашу почту, будет тебе жалованье, как положено.
– Да я только и мечтал о жалованье! Если вы меня возьмёте на работу, – сказал я, – я буду работать не покладая рук.
– Не покладая ног, – сказал он.
– Когда начинать?
– С завтрашнего дня, – сказал директор. – Начинай работать с завтрашнего дня не покладая ног.
Теперь мне некогда будет сбивать палкой тутовые ягоды с дерева; некогда будет заниматься пустяками, теперь мне всё время будет некогда. Курьер – занятой человек, доверенное лицо, работает не покладая ног!
Он похлопал меня по плечу. От радости я бы тоже его похлопал, но неудобно курьеру хлопать по плечу директора.
На другой день я носился как сумасшедший со своей сумкой по разным учреждениям, просил расписаться, получал ответные письма и был горд. Я был счастлив. Помощник в семье!
– Посиди немножко, – сказала секретарь директора, – бумаги не готовы, подожди.
– Понимаете, мне трудно ждать. Я уже заведен и не могу остановиться, – сказал я ей доверительно. – Чтоб веселей было, понимаете, я завожу как бы вроде моторчик и мчусь по улице на мотоцикле, или на машине, а иногда на самолете для разнообразия. Мне всегда весело и легко разносить вашу почту, и даже интересно.
Она меня не поняла. Очень уж была задумчива. Рассеянно спросила:
– Свой мотоцикл? Надо же!..
– Да нету у меня никакого мотоцикла, как вы не поймете, ради интереса завожу моторчик… и несусь.
– Какой моторчик?
– Никакой.
– Ах вот оно что, ловко придумано, – она глубоко вздохнула, – пожалуй, у меня так не получится…
– Ну, что-нибудь другое получится, вы только понарошку для себя придумайте, и больше ничего.
– Нет, мне невозможно представить, – сказала она задумчиво, – что вот этот стол куда-нибудь мчится… трудно мне в это поверить… Однообразная работа утомляет…
– Наверняка вам тоже можно что-нибудь придумать, – сказал я. – Сейчас я для вас что-нибудь придумаю… сейчас соображу.
Я прикусил язык и стал думать.
– А знаете что, – сказал я, – почему бы вам, например, не представить, что вы… нет, это вам не подойдет, так сразу у меня не выходит…
– Ну, вот видишь.
– Но я непременно что-нибудь придумаю, вы только не спешите.
Она оторвалась от почты и стала на меня смотреть с ожиданием. С интересом.
– Но, по-моему, тут придумать ничего невозможно. А что, ты сказал, для меня не подойдет?
– Я подумал, может быть, вам… петь во время работы? В классе у одной девчонки есть тетрадка песен. Вы бы себе эти песни переписали…
– Нет, это мне действительно не подойдет.
– Просто я подумал, почему бы вам потихоньку не напевать разные песни, это вашей работе не помешает… Девчонка та, у которой тетрадка, всё время в классе поёт, только тихо, и это ей здорово вредит в учёбе.
– Ну вот видишь, – сказала секретарь.
Вдруг мне в голову ударила неожиданная мысль:
– А что если вам делать вид, будто вы влюблены в своего директора? В такого директора стоит влюбиться! Он такой молодой, да и вы… Он меня на работу устроил.
– Делать вид?
– А что вам стоит? Будто вы в него влюблены, только и ждете, когда он появится, понимаете? Вам станет интересно сидеть за своим столом. И ждать, когда он появится.
– А ты откуда знаешь?
– Когда эта девчонка с тетрадкой появляется, у меня весело на душе становится, вот и всё.
– А директор при чем?
– Я не знаю…
– А если я в него действительно влюблена? Как это тебе в голову пришло?
– Я о вас думал. Мне хотелось, чтобы вам было интересно сидеть за вашим столом.
– Но он-то в меня не влюблен.
– Я не знал…
Она приложила палец к губам и сказала:
– Оно ведь так и есть. Я влюблена. Но никому об этом говорить не полагается. Никто не должен знать. Ловко тебе удалось вывести меня на откровение!
– Да я и не думал вас выводить.
– Однако вывел. Но тогда молчи. Так вот, от этого мне совсем не легче сидеть за этим столом…
Она влюблена в своего директора, а он её не любит? Ведь он не женат! Я знаю. Все знают. Да что это такое! Как же так?! Такая красивая. Я бы в неё влюбился не раздумывая.
Я не знал, что сказать.
– Ну вот видишь, – сказала она.
– Не поверю, – сказал я. – Он помог нашей семье, устроил меня на работу…
– Если он устроил тебя на работу, вовсе не значит, что он должен меня любить.
Я начал укладывать почту. Она вдруг сказала:
– Принеси-ка мне всё-таки ту тетрадку.
– Какую? – Я уже забыл.
– Ну, той девчонки. Если она, конечно, согласится…
– Да она мне всё отдать готова. Да и потом, учительница в конце концов всё равно у неё отнимет. Ведь она ей в учебе вредит, я же объяснял.
И я помчался «своим транспортом» работать.
Через несколько дней я встретил директора, и на этот раз он не остановил меня. Но я его остановил.
– В чем дело? Устаешь? Работой недоволен? – спросил он.
– Да нет, – сказал я.
– Ну?
– Нет, я доволен. Но не совсем…
Он, наверное, решил, что мне мало денег платят.
– Не стесняйся, говори. Никогда не стесняйся, если чем-нибудь недоволен.
– А вы не обидитесь?
– С какой стати я должен обижаться?
Тогда я смело сказал:
– Вы знаете Нину Павловну?
–– Что за вопрос!
– Так вот если вы её хорошо знаете… – И тут я моргнул ему. Взял и моргнул нечаянно. И молчал. Пусть сам поймет. Вот и всё.
Но он ничего не понял.
Я ещё моргнул. Левым глазом я здорово моргаю. А правым не получается.
Он опять не понял.
– Ты всё моргаешь, – говорит мне. – У тебя неплохо получается. А ну ещё моргни! – Тут он обнял меня и говорит: – Я, брат, на войну ухожу. Пришло моё время сражаться. Будет у вас новый директор. Кстати, женщина. Ну, давай руку, вот так. Прощай!
И он пошел. Больше я его не видел. Идя к секретарю, я рассчитывал увидеть её всю в слезах. По лицу я заметил, что слезы были, когда меня не было. Но сейчас лицо уже отключилось, стало каменное. И всё.
Война шла долго…
