Лукоморье

Заяц Виктор — Лукоморье

– Манюня! Что же ты мне одни пляхотки сдала? – дедушка подносил карты к глазам и расстраивался.

– А она тебе всегда плохие карты подсовывает, – сказал Ваня. – Особенно когда на киндер-сюрприз играет.

– А ты сиди и молчи! – огрызнулась Маня. – Жуй свои макароны!

Ваня никак не мог справиться с завтраком, и поэтому к игре не допускался. Но Маня его рассердила. Он быстро все доел и подскочил к ней:
– Смотри! У самой тузы да короли, а дедушке одних шестерок надавала!

В комнату за грязной посудой вошла бабушка:
– Ты чего кричишь?

– А зачем она деда обманывает?

– А ты, Маня, честно играй, – сказала бабушка. – Каждый раз дедушку дуришь. Он же старенький – не видит.

Маня насупилась и положила карты:
– Ну и играйте сами.

– И поиграем! И без тебя обойдемся! – Ваня быстро занял освободившееся место.

Но вся эта обида была притворной. Маня прекрасно знала, что дедушка обязательно купит им с Ваней по киндер-сюрпризу. Шоколадку он не ел, но страшно интересовался, что же там внутри, в яичке.

С Ваней дедушка играл спокойно, но потом стал нервничать:
– Ты зачем ко мне подсматриваешь?

– Я не подсматриваю!

– А то я не вижу! Бита!

– Какая бита? Это пика, а восьмерка крестовая!

Дедушка прищурился над картами и взвизгнул:
– А откуда тут восьмерка взялась?

– Ниоткуда! Давай, бейся или забирай!

Бабушка на кухне мыла посуду и пока еще не обращала внимания на крики из комнаты.

– Играть не умеешь, а садишься!

– Ты сам не умеешь!

– Я вот тебе поору на старших!

– Ты сам орешь!

– Замолчи!

Но Ваня молчать не хотел:
– Чего – замолчи? Как проигрывает, так вечно начинает…

Дедушка за дерзость попытался дать Ване подзатыльник, но тот перехватил его руки и, как всегда, началась потасовка. Бабушка не раз угрожала сжечь карты, но жалела. В последний момент она выскочила с мокрой тряпкой из кухни, и Маня в соседней комнате услышала резкие хлопки.

– Одному! – комментировала бабушка. – Другому!

– А чего он! От горшка два вершка, а восьмерки подсовывает! Где там восьмерки?

– А ты крести пиками бьёшь!

Снова послышались хлопки, и на этом игра закончилась. На сползшем с дивана покрывале и на полу, везде валялись истрепанные, полинявшие карты. Обиженный дедушка достал свой черный крошечный кошелёк и открыл дверь в соседнюю комнату:
– Манюня, на вот тебе на киндер.

Ваня понял, что ему на гостинец не достанется, и засобирался на улицу.

– Взял бы маленькую лопату, – наказывала бабушка, – да тропинку от снега очистил.

– Он еще литературу не выучил! – кричала Маня из-за двери.

– Выучил! Я твоё Лукоморье давно наизусть знаю!

– Тогда расскажи!

– Сейчас! Разбежался! Мамка с папкой придут, и расскажу.

Субботнее утро было тёплым и солнечным. Капли с сосулек проделали в снегу вдоль забора глубокие дырки. Ваня действительно было взял лопату, но почистил совсем немного, – снег был тяжёлый и липкий. «Как пластилин», – подумал Ваня и принялся катать комок.

Когда Маня вышла из дома за киндер-сюрпризом, под коренастым, приземистым дубом, росшим у забора, уже лежал огромный снежный ком. Ваня со всех сторон обтёсывал его лопатой.

– Снежную бабу, что ль, лепишь?

– Не снежную, а Бабу-Ягу! – ответил Ваня.

– А зачем?

– Я Лукоморье под дубом лепить буду!

В это время дедушка выглянул из дома:
– Манюня! Ты идёшь или нет?

Пока Маня была в магазине, дедушка не отходил от окна. А заметив её на улице, выскочил во двор:
– Ну, давай! Чего там?

Начинка в киндер-сюрпризе дедушку разочаровала:
– Опять львёнок, – расстроился он. – Я люблю, когда собирать надо.

На пороге он шёпотом спросил у Мани:
– А чего это он лепит?

– Лукоморье.

Дома Маня переоделась в старое красное пальто и вернулась во двор.

– Хочешь? – она протянула Ване половинку своей шоколадки.

– Давай.

Вскоре они уже вместе лепили из снега Бабу-Ягу. Ступо оказалось высоким, а Баба-Яга маленькой.

– На бюст похожа! – сказала Маня. – Который возле школы стоит.

Ваня пригляделся и добавил:
– И лысая такая же.

Дедушка со стихами Пушкина бегал в это время из комнаты в комнату, следил в окна за детьми и, будто инструкцию, перечитывал Лукоморье. Он видел, как ловко Маня смастерила Бабе-Яге руки. А когда Ваня приладил ей на голову пучок пакли, прошептал:
– Парик нацепил.

В конце концов, он не выдержал. Обул свои новые серые валенки и отправился во двор.

– Ну, а метла где? – спросил он у ребят. – Ведь она с метлой летает! Надо же как положено делать!

Дедушка долго копался в сарае, он вышел оттуда очень серьезный, с длинной цепью от старого колодца и метлой. Только ничего этого детям он не доверил, сам развесил на дубе цепь, а потом стал прилаживать Бабе-Яге метлу. И в результате отломил ей руку. Но ребята не обиделись, они слепили другую.

– Вот так! – одобрил дедушка. – Другое дело.

Когда родители вернулись с рынка, работа во дворе кипела вовсю. Дети катали комки и сгребали лопатой снег, а дедушка бегал вокруг них с указаниями:
– Да кто так делает! У Лешего, у него же только одно ухо! Отлепи сейчас же!

– А ты, можно подумать, видел?

– Да сто раз видел! Одно ухо у него и рожа синяя!

От усердия и суеты все трое раскраснелись и шмыгали носами. Папа поставил на снег сумки и спросил:
– Что это вы делаете?

Дедушка указал рукой на скульптуры и сказал:
– Лукоморье… Решили…

По приходу родителей, всех загнали обедать. Весь обед дети с дедушкой обсуждали, как надо лепить остальные фигуры и постоянно любовались в окна своей работой.

Дедушка хрустел чесноком и хлебал щи:
– Сейчас русалку лепить будем.

– И кота, – добавил Ваня.

Но, не успев допить чая, дедушка задремал прямо за столом. Он всегда после обеда засыпал. Ребята отдыхать не стали – не до того.

Пока Маня готовила комки для Кощея, который над златом чахнет, Ваня пытался слепить большого кота и приладить его на цепь. Но ничего не получалось: кот разламывался у него в руках.

Папа в полушубке курил на крыльце и долго наблюдал за Ваниными усилиями.

– Каркас надо делать, – сказал он и полез под крыльцо за проволокой.

У папы кот вышел почти как настоящий и, несмотря на большие размеры, крепко держался на цепи. Ребята его все время гладили:
– Кис, кис, кис.

Когда принялись за русалку, выскочил сонный дедушка. Он даже не успел как следует одеться и обижался, что начали без него. Но теперь уже всем руководил папа, а дедушка только давал советы:
– Ей же хвост надо… У ней хвост, как у рыбы!

– Слепим, батя, слепим! Не суетись.

Но дедушке всё не нравилось, он размахивал руками и утверждал, что так русалок не делают.

Мама шла за картошкой в сарай и возмущалась:
– Ну, дети-то ладно. А вы чего завелись?

Папа посмотрел на нее, подумал и сказал:
– Иван! Тащи сюда свою гуашь, сейчас мы их раскрасим.

Шум во дворе только нарастал. Ругалась бабушка:
– А ну-ка! Куда банки потащил?

– Не беспокойся, мать! – успокаивал ее папа.

– Не беспокойся! – встревал дедушка. – Краску-то в чем разводить?

Между тем, сказка оживала. Мама уже не возмущалась. Она несколько раз выходила и качала головой:
– Красота!

А когда папа взялся расписывать русалкино лицо, мама отобрала у него кисточку:
– Тут тонкая работа нужна.

Напоследок во дворе появилась бабушка. Она прогуливалась между фигур и говорила:
– Ну, понастроили. Как в музее.

Незаметно из-под полы бабушка достала старый платок и протянула Мане:
– На вот, Бабе-Яге повяжи. А то лохматая вся – смотреть жутко.

Недовольным оставался только дедушка. Он настаивал, что русалки не бывают телесного цвета:
– Они все зелёные! А вы чем покрасили?

Бабушка с ним спорила:
– Какие же они зелёные? Почему зелёные-то?

– А такие! В реке живут, вот и зелёные!

– Ой, молчи! Ты, что ли, видел?

– Да сто раз видел!

Дедушка расходился не на шутку. Он забраковал не только русалку, но и всю покраску. И бабушка, в конце концов, со скандалом увела его со двора. Из дома еще долго доносилось:
– Художники! Еще бы в клеточку её разрисовали! Не могут, а берутся!

Вскоре стало темнеть и холодать. Потихоньку все уходили домой. Последним ушел Ваня, он рисовал на тропинке следы невиданных зверей.

Проснуться он решил самый первый, чтоб до завтрака ещё кого-нибудь слепить. Но ничего не вышло. Ваню разбудили бабушкины возмущенные возгласы:
– Когда он успел! Ну, образину-то отмоешь, а валенки? Ты посмотри! Новые валенки все угваздал!

Ваня заглянул на кухню. Там на лавочке сидел дедушка, весь зелёный, но очень счастливый.

«Перекрасил», – подумал Ваня и посмотрел в окно.

Русалка и весь снег вокруг неё, все было зелёное. Видно, дедушка поднялся затемно и всё сделал по-своему.

Но расстроило Ваню совсем другое – на улице мело. Прямо на глазах колючий, противный снег заметал и Бабу-Ягу, и Лешего, и Русалку. О том, чтоб слепить ещё кого-то, не было и речи. Ваня ходил с веником под дубом и очищал от снега Пушкинских персонажей. Но всё было напрасно. Весь день он просидел дома, глядя сквозь занавески на бесформенные силуэты.

Воскресенье после обеда всегда было очень грустным. В школу Ване не хотелось, к тому же выяснилось, что литературу он так и не выучил.

Стихи всё никак не запоминались, думалось совсем о другом. И до позднего вечера Маня в сотый раз была вынуждена слушать:
– У Лукоморья дуб зелёный…