Мезинов Леонид

24.02.2012 Авторы/Л-С

Л-С

Мезинов Леонид

Существует такое мистическое поверье: «На земле есть и всегда были тридцать шесть праведников, миссия которых – оправдание мира перед Богом. Это – Ламед Вуфниксы. Они живут в глубокой нищете и не ведают друг о друге. Если вдруг человек узнаёт, что он – Ламед Вуфникс, он сразу же умирает, а его место занимает другой, порой на другом краю земли. Они – тайная опора Вселенной. Если бы не они, то Бог давно уничтожил бы человеческий род. Они – наши спасители, но не знают об этом».

Мне необычайно повезло в жизни: я встречала таких людей!

Леонид Антонович Мезинов (для друзей – Лёша), как мне кажется (но не говорите ему, прошу вас!), – один из них, Ламед Вуфниксов. Почему я так решила, спросите вы? Сами посудите.

Много ли на свете чудаков, которые не просто пожалели бы мимоходом покалеченную собаку или отощавшую, еле живую кошку, но и привели бы в свой дом, вылечили и оставили жить в тепле и любви? Да, все мы умеем сочувствовать, даже сопереживать. Но не до самоотречения, не до дна сердца, не до боли.

А Лёша такой. У него одно время было шесть собак и три домашних кошки, не считая тех двенадцати полудиких, что без спросу заняли чердак его дома в Кучино. Вернее, сначала их было не двенадцать, а гораздо меньше, но они быстро обзавелись потомством – и продолжают плодиться! «Я же не могу им запретить, – говорит Лёша со вздохом. – И выгнать на улицу не могу».

В Лёшиных глазах живёт печаль и забота о всяком живом существе, не только о братьях наших меньших (что гораздо проще), но и о людях, даже малознакомых. Эти печаль и забота не то чтобы появляются временами, когда Лёша вспоминает о чём-то грустном. Нет. Они – как бы неотделимая часть Лёши, и проглядывают даже сквозь его смех. Наверное, эти сложные по описанию и назначению чувства – печаль и забота о других – по большому счёту и есть Совесть, которой людей наделил Всевышний.

– Ха, – скажете вы, – а чего ж это он не поровну всем дал совести: кому побольше досталось, кому поменьше? Так же нечестно!

– Ха, – отвечу, – а вы уверены, что он дал не поровну?

Не знаю доподлинно, как там дело было, но убеждена, что мы сами хозяева своей души, сами выбираем, какие чувства в себе воспитывать, а какие выпалывать, как сорняки.

Не об этом ли писал в девятом веке китайский поэт Бо Цзюйи:

Посадил орхидею, но полыни я не сажал.
Родилась орхидея, рядом с ней родилась полынь.
…Мне бы выполоть зелье – орхидею боюсь задеть.
Мне б полить орхидею – напоить я боюсь полынь…

Лёша, впрочем, вряд ли задумывается, что там поливать, что выпалывать. Он живёт так, как ему велит сердце. А сердце велит ему жить по принципу: «Кто же, если не я?» «Однажды, стоя в идущем троллейбусе, я заметил бьющуюся в стекло осу. Две, а то и три остановки она в растерянности боролась с невидимой и непреодолимой преградой. В районе Киевского вокзала я изнемог и принялся ловить несчастное насекомое за дрожащие крылышки. Всё происходящее вокруг сразу же исчезло, а мысли и желания сосредоточились на одном-единственном побуждении – во что бы то ни стало вызволить осу из ловушки.

Наконец поймал и быстро бросил в открывшуюся дверь. И сразу же почувствовал, как сам воспаряю вместе с ничего не подозревающей осой».

Повесть «Лучшая собака в мире», – вы сейчас прочли главку из неё, – посвящена собакам, которые стали Лёше друзьями и членами семьи, в ней идёт речь именно об этой стороне его многогранной, непростой жизни, насколько вообще можно словами рассказать о жизни. В книге ничего не выдумано. Это редкая возможность заглянуть в сердце к другому человеку, услышать его скрытые мысли и чувства. Леонид Мезинов ничему не учит, ни к чему не призывает. Вместе с женой Валентиной он по сей день продолжает кормить Джульдика, Жучку, Мышку и всех котов, и сожалеет лишь о том, что в мире осталось ещё много несправедливости, которую он не смог исправить своими силами.

Дина Крупская

Мезинов Лёша, он же Леонид Антонович, родился 3 мая 1938 года в Москве, Рассказы отца, авиационного инженера, впоследствии генерала авиации, давали щедрую пищу мальчишескому воображению. На даче в Кучине хранились тёплые унты: в них летал над Гималаями отец. Сын играл с трофейной овчаркой Майкой – то в лётчиков, то в охотников. И не только с овчаркой. Многое из его забав попало потом в стихи:

… Все говорят о судаке,
что он живёт не так,
Зачем живёт он в сундуке,
Но очень любят судаки
Большие сундуки.
И часто ходят, чудаки,
Мечтать на чердаки.
…И сам бы жил на чердаке,
Да занят тот чердак.
И сам бы плавал в сундуке,
Но в нём живёт судак!

В сундук с судаком упала капля грусти о неповторимом, невозвратном детстве. Некоторое время Мезинов в соавторстве с другом Ковалем писал сказки. А стихи… стихи у него многокрасочные, многослойные: своя мелодия, свой лад. Мечта, вырастающая из обычного быта. Вот мать просит сына поставить на стол кастрюлю со щами. Все, что происходит дальше, призвано преодолеть будничность:

Конь горячий в поле мчится,
Горячит его седок.
Он везёт не царь-девицу –
Щей горячих котелок.

Сказка и действительность причудливо соединяются, при этом сказка пародируется, а действительность обогащают романтические черты.

Мезинов-поэт вызывает уважение именно душевной честностью, Он живописал и прославил немало зверья. И дома вечно возится с животиной. У него на 13-м этаже на улице Судостроителей (а летом в Кучино) пять приблудных собак: Дуня, она же Дунда и Прохиндейка, похожа на пуделя, только хвост не купирован. Мышка, Лидочка, она же Линда, кобель Тоша и эрделька Фрося. Как говорит прекрасная Валентина, прожившая с Лёшей больше тридцати лет, «собаки – это последние ангелы на Земле. И всегда в настроении!»

К собакам примазались две кошки: Фрося Вторая и Плюшка по фамилии Черномырдина, брошенные под осень прежними хозяевами-дачниками.

И ещё припоминаю, как у Лёши целый год жила большая, необыкновенно белая курица. «Вот говорят, – это опять Валентина, – «куриная голова», «куриные мозги». Наша была умница. Она на даче втёрлась в дом и не захотела уходить. К осени стала как член семьи. Если зарезать, не поймёшь, ты ешь или тебя едят. Доброжелательная, разговорчивая. Не любит одна быть на кухне, просится в комнату. Сидит рядом и смотрит на меня, на Лёшу. Телевизор смотрела. Снесёт яйцо – несла огромные яйца – кудахчет и крыльями шумит. Мы боимся, что городские соседи услышат. Я её в чулан – и свет выключу. Так она перестаёт шуметь. Снесётся в передней за полой пальто – и ни звука. В конце концов со слезами отдали кучинским селянам. И скучали…»

Был бы у Мезинова слон… Впрочем, слон у него тоже есть. В стихах:

…И тогда я скажу:
– Покатай меня, слон!
И, качнувшись,
Пойдёт потихонечку он.

Владимир Приходько