Путник запоздалый

Москвина Марина — Путник запоздалый

Художник: Келдыш

Я сидел в шкафу – прятался от молний. Я боюсь молний. А тут как раз гроза. Сперва короткие вспышки. Грома не слышно. Потом как брёвна покатились: «Бу-бух! Бах! Тр-рах!» Ветер, дождь!..

Вдруг звонок в дверь – длинный, громкий, так обычно звонят дети или милиционеры. Все пошли открывать: мама, папа, я выбрался из шкафа, такса Кит…

Глядим: чужой дядька во всём мокром – хоть выжми! И говорит:

– Я путник запоздалый. На улице непогода. Пустите переночевать.

Папа смутился, мама насупилась, я остолбенел. Один наш свирепый Кит встретил путника как родного.

– Меня зовут Автандил Эльбрусович, – сказал путник запоздалый, – фамилия Кубанишвили. Ночь застала меня в пути.

– Очень рад, – сказал папа как мог приветливо. – Снимайте свой плащ и шляпу и пойдёмте пить чай. Надеюсь, вам у нас понравится.

Автандил Кубанишвили пожал руку папе. Потом он пожал руку мне.

– А это вам, – и он протянул маме пакет, ну, такой тёмно-зелёный, который, когда пассажирам плохо, выдают стюардессы в самолёте. НО ЭТОТ ПАКЕТ БЫЛ ПОЛОН ЧЕРЕШНИ!

Утром он вошёл ко мне, свежий, утренний. Белые зубы, чёрная грудь, голубая майка с пристроченным ценником на плече. Загар очерчивал другие майки, – видно, совсем новую надел Автандил Эльбрусович майку в Москву! Длинные волосы были зачёсаны зелёной гребёнкой с пупочками. На чёрных брюках в серую полоску сиял оранжевый ремень.

– Всё спишь, Андрюха?! – сказал он. – А я уже лудил, занимался жестяными работами. Возродил тарелку, которая ТУТ У НАС была крышкой от помойки, а теперь будет блюдом на торжественных обедах. Давайте вставать!.. – постучал он в комнату к родителям. – Позавтракаем, сыграем в шахматы, нарисуем картину…

– КАКУЮ КАРТИНУ??? – послышался из-за двери голос мамы.

– «Весна пришла»! – ответил Автандил Эльбрусович. – Или «Утро в горах»…

Я спросил:

– А что, вашего папу звали Эльбрус?

– Что значит «звали»? – воскликнул Автандил. – Эльбрус Кубанишвили – живой, всеми уважаемый торговец шнурками в Кутаиси. Неделю назад в районном конкурсе на самые голубые глаза он занял первое место!

Мой папа Миша, тоже в майке, прошествовал на кухню и вскричал:

– Люся! Автандил Эльбрусович приготовил завтрак!

Это была ни с чем не сравнимая яичница с двойным перевёртышем. Он как почувствовал, что я не люблю жидкие желтки. Когда я гляжу на жидкий желток, мне кажется, он выпустит ножки и поползёт.

– Однажды я в море потерял штаны, – рассказывал Автандил Эльбрусович, намазывая маслом хлеб всем по очереди. – У меня мощность прыжка очень большая. И очень большие купальные штаны. Представляете, – говорит, – как человек может испугаться, если мои штаны обовьются у него вокруг ноги!..

Тут мы заметили, что очень покраснел чайник. Папа хотел налить, но из носика посыпался один только пепел.

– Урон хозяйству какой! – сердито сказал папа. – Кто ж ставит на плиту пустой чайник?

– А вы живёте у моря? – спрашивает мама. В мамином голосе я уловил, что она не прочь была бы нанести Автандилу ответный визит – летом, на каникулы, со всеми нами.

– Да, – сказал Автандил Эльбрусович. – Всего в двух шагах от моря у меня есть маленький дом, очень большой.

– А с кем вы живёте, с семьёй? – допытывалась мама.

– С орлом, – ответил Автандил.

И рассказал, что он у себя дома развёл ужей – от мышей. Ужи быстро плодятся, и не успел он глазом моргнуть, как дом закишел ужами. Тогда он купил орла. Случайно. В ресторане у пожарных.

– О, с каким кровожадным клёкотом кидался он за моим спаниелем! Раскинув крылья больше, чем у меня руки!.. – и Автандил Эльбрусович раскинул руки, похожие на крылья какой-то чёрной косолапой птицы.

– У вас и спаниель есть? – спрашивает папа.

– Два! – заявил Автандил. – Херольд Первый и Херольд Второй.

– А где спит орёл? – поинтересовалась мама.

– Я ему полочку сколотил. В форме буквы «Т». Он на неё сядет и сидит. Правда, иной раз пуляет.

– Как пуляет? – удивилась мама.

– Хвост поднимет и пуляет, – просто объяснил Автандил Эль-брусович. – На расстоянии семи метров попадал. В стене вмятину делал. И ЧУТЬ ЧЕЛОВЕКА НЕ УБИЛ. Я нёс его на плече, а он…

– Давайте переменим тему разговора, – попросила мама.

– Хорошо, – согласился Автандил. – ОДНА МОЯ ПОДРУГА ПОЕХАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК ЛОВИТЬ КРАБОВ…

Его оранжевый ремень становился всё оранжевей. А зелёный гребень в волосах – зеленей. Весь Автандил Эльбрусович на глазах разгорался, прямо как заря.

– Матросы, – продолжал он, – вытаскивали крабов из сетей. И она тоже с ними, МОЯ ПОДРУГА.

Дикое веселье поднималось во мне, хотя – чуяло моё сердце – ничем хорошим эта история с ПОДРУГОЙ не кончится. Зловещая пауза подтверждала мои подозрения.

– Она взяла краба, – сказал Автандил, – бросила, НО НЕ ТАК, КАК НАДО. И МАТРОСУ ОДНОМУ КРАБ КЛЕШНЁЙ НОС ОТХВАТИЛ.

– Совсем? – мама чуть в обморок не упала.

– Напрочь, – махнул рукой Автандил.

Мама упала в обморок. А папа забеспокоился и спросил:

– Что это за грохот?

Когда всё утряслось, они с Автандилом Эльбрусовичем сели играть в шахматы.

Автандил Эльбрусович очень жульничал. Папа рассердился. Но потом смягчился, потому что Автандил Эльбрусович сказал:
– Благодаря моему дедушке (у меня есть с собой его фотография) Батуми был освобождён от турок.

И тут он увидел гитару.

– Андрюха! – вскричал он. – Сыграй, а? Мою любимую!.. – Он обнял меня за плечо, прикрыл глаза и улыбнулся. – МОЙ ДРУГ научил меня ей! – и он запел, сбросив тапочки и с ногами забравшись на стул:

Мы все-е ухо-одим понемно-огу
В ту страну-у, где тишь и благодать!..

Он сидел на стуле, как орёл на Эвересте. Глаза блестят, взор вперён в облака. Мама смотрела на него боязливо: не устремится ли этот орёл ввысь, не раскокошит ли окно?

– МЫ ВСЕ-Е-Е УХО-ОДИМ ПОНЕ-ЕМНО-ОГУ, – с чувством подхватил папа, так же раздувая ноздри и безумно улыбаясь, как Автандил, – В ТУ СТРА-АНУ, ГДЕ ТИШЬ и БЛАГОДАТЬ!!!»

Я прямо зашёлся от таких чудесных слов. Я бешено ударил по струнам. А Кит взревел.

– Так не пойдёт, – сказал Автандил Эльбрусович. – Вы меня заглушаете. И вообще, что у тебя за инструмент?

– Отличнейшая гитара, – сердито сказал папа.

На папиной гитаре надпись: «Мотивы дембиля – крик свободы». Кто-то выжег. И роза. Я раньше думал: кто такой Дембиль? Я думал, это иностранный композитор. А это демобилизованный солдат!

– Однажды я сделал себе гитару, – сказал Автандил Эльбрусович. – Просил лучших мастеров, никто, как я хотел, делать не соглашался. «Это всё равно, – говорили они, – что просить кривой гроб». Я сделал её за два года. Пришёл с ней и встал во дворе консерватории. Все высыпали на балконы. «Сыграй!» – кричат. Я только струны тронул. Они: «Что это было, слушай! Это же бархат и хрусталь. Нижние – бархат, верхние – хрусталь!»

Тут приезжает гитарист из Испании. Со своей гитарой. «Три тысячи, – говорит, – за неё заплатил! Чистая бразильская ель и палисандр». А у Автандила Эльбрусовича – адыгейская ель и тута.

Разошлись Автандил Эльбрусович и знаменитый испанский гитарист по разным комнатам. А слушатели столпились в коридоре. И что же? Всемирно известного гитариста от Автандила Эльбрусовича ни один профессор консерватории не смог отличить!!!

– А вы кто по профессии, если не секрет? – папа бросил на Автандила пронзительный взгляд.

– Сторож корабля на приколе. Корабль «Титан». Смотрю, чтоб не подожгли. А то он сгорит в пятнадцать минут. ОН ВЕСЬ – ДЕРЕВО И КРАСКА!

Звук полыханья корабля «Титан» я слышал в себе, когда смотрел на Автандила. Я и Автандил – мы одного поля ягода. Я плохо себя чувствую, когда вокруг ничего не происходит. А в жизни Автандила не наступало затишья.

Все мои знакомые взрослые в любой момент готовы уснуть или впасть в уныние. Автандил же Эльбрусович, хоть ночью разбуди, готов поведать волнующую историю или захохотать во всё горло.

Он едал пиявок, запечённых в гусином жире, в Сирии. Пускал «блинчики» на Белом, Чёрном, Красном, Эгейском и Мраморном морях. Он – это я, когда стану взрослым. Он казался мне великаном. От него шёл такой жар, что я снял рубашку.

Автандил же Эльбрусович надел плащ и прижал к груди шляпу.

– Прощайте! – сказал он. – Спасибо за ночлег. Я еду в Подлипки делиться семенами.

– Семенами чего???

– Моей тыквы. Я вырастил тыкву размером с «Запорожец». Она получила приз – сто лотерейных билетов.

Он обнял меня и вздохнул:
– Жаль, нет фотоаппарата со вспышкой. А то бы все вместе сфотографировались на память.

И он ушёл походкой садовода-любителя, без всяких чемоданов, с одной только сумкой – она же сумка, она подушка, она же плавательный баллон. Он уносил в ней тыквенные семечки, фото дедушки, спасшего Батуми от турок, и моё сердце.

– Абракадабра! – сердито сказал папа, как только за Автандилом Эльбрусовичем закрылась дверь. – Не верю ни одному Автандилову слову. И я не потерплю, чтобы какой-то ПУТНИК ЗАПОЗДАЛЫЙ сжигал МОЙ чайник и морочил голову членам МОЕЙ семьи.

– Ты раздражаешься из-за чепухи, – говорила мама. – Он в жизни неустроенный. А сам – фантазёр.

– Автандил «тюльку гонит»! – стоял на своём папа. – Терпеть не могу вранья. Подавай мне чистую правду. Говори только то, что было на самом деле!

Папа ходил взвинченный, называя Автандила пройдохой и лапчатым гусём. И вдруг как закричит:
– Люся! Люся! Опять Кит грызёт мою стельку!

– Но это не стелька, – сказала мама.

Это была оброненная Автандилом Эльбрусовичем тыквенная семечка размером с папин ботинок.