Стальные руки-крылья
Нестерина Елена — Стальные руки-крылья
Мой папа работал лётчиком. Сейчас он уже на пенсии, потому что за вредность работы лётчикам дают её быстро.
Это трудно – работать лётчиком. Но очень интересно – особенно если летать не на огромных «Ту», «Боингах» или сверхзвуковых «Мигах», которыми управляют приборы, и лётчик может даже окошко закрыть и сидеть в кабине, поглядывая на лампочки и датчики, – а на маленьких лёгких самолётах. Мой папа летал на «Ан-2» – смешном «Кукурузнике», который на самом деле очень умная и почти что живая машина.
Из его кабины видно небо и всё, что под ним – поля, речки, дома и леса. «Ан-2» может взмыть высоко-высоко и лететь над облаками, которые толстыми и пышными, прямо съедобными слоями будут лежать под ним. А может лететь совсем низко, над самой кромкой леса. И будет казаться, что если высунуться как следует, то можно листья с макушек деревьев хватать.
Много раз, когда мы жили в деревне, а папа работал где-то поблизости, он пролетал на своём весело урчащем самолёте над домом и садом. Папа выглядывал из кабины, махал нам рукой. И ему махала и кричала вся деревня. Однажды мы рвали вишни и не слышали гула мотора подлетающего самолёта. Когда мы его заметили, было уже поздно – и мама, и мы с сестрой попали под бомбёжку. Авиация обрабатывала поля, и папа осыпал нас с самолёта градом твёрдых розовеньких шариков удобрения.
«Ан-2» может сесть даже на поле, взлётная полоса нужна ему ровная, но не такая длинная, как для больших самолётов. Поэтому на «Ан-2» можно летать в самые разные города и даже деревни, как на пригородном автобусе. Папин самолет садился на самые крошечные аэродромчики – среди Брянских лесов, в Мещовском ополье, даже в болотистых краях Смоленщины, где к взлетной полосе подступали вода и обманчивые кочки. А какие попадались пассажиры! Деревенские бабушки и деды с мешками и корзинками, вместе с ними катались поросята, козы и куры. Часто летали журналисты, которые старались забраться в самые глухие уголки страны, агрономы, которым нужно было успеть побывать в разных концах своего огромного хозяйства. Час, самое большое два, – и ты оказываешься в таком краю, куда и на собаках не доберёшься, и дороги нет – ни одна машина не пройдёт.
На «Ан-2» разбрасывают по небу парашютистов, производят аэрофотосъемку. Если в ясный день на самом восходе взлететь в небо под лучами восходящего солнца, можно увидеть все неровности земли. Будут видны ямки, грядки и фундаменты древних строений, даже тех, которые разрушились много тысяч лет назад. А сколько нетронутых курганов видел с самолета папа – тех, которые стоят далеко от больших дорог и о существовании которых, наверное, не знают учёные!
А еще на «Ан-2» перевозят самые разные грузы. Вмещается в него очень много. Ведь как приятно – лететь в небе и везти целый самолет ароматных узбекских дынь! Или партию лекарства в отдалённый уголок страны.
«Ан-2» обрабатывают поля химикатами. Это очень быстро и… полезно! Если бы этого не делали, то от бессовестных вредителей погибли бы урожаи хлопка в Средней Азии, виноградники в Крыму, кубанская пшеница и фруктовые сады. Когда в засушливую погоду горят леса, самая большая помощь как раз от таких маленьких самолетов. Вода поставляется с неба.
Поэтому круглый год наш папа был в командировках. И никогда не приходил в школу на родительские собрания. Моей противной учительнице нельзя было доказать, что у меня есть папа. Ещё бы: когда у меня спрашивали, кто твой папа, которого никто никогда не видел, я отвечала – он лётчик… А так обычно отвечали те, кто не видел своего папу с рождения. Как-то к нам в класс пришла новенькая – дочка военного, её посадили со мной, и на перемене она спросила, кто у меня мама, кто папа. С мамой проблем не было, про папу я традиционно ответила – лётчик. В тот момент, когда девочка спросила, какое у папы звание, вошла училка и внимательно прислушалась. Я задумалась от волнения особенно надолго (ведь у гражданских лётчиков не бывает звания) и выпалила: «Командир звена!» Все, и учительница в том числе, засмеялись, дочка военного заявила, что звенья бывают только у пионеров. А я не могла доказать, что эскадрилья гражданских самолётов разбита на звенья… Когда я рассказала родителям о том, как смеялась учительница над моим «враньём», они дали мне газету, где описывались трудовые подвиги моего папы в ГДР и была его фотография – и велели показать учительнице. Я никогда в школе ничем не хвалилась, но тут подошла, хлопнула газету учительнице на стол и заставила убедиться, что папа у меня существует. Но немецкие буквы не произвели на неё впечатления. Тогда я ткнула пальцем в подпись под фотографией, где вполне можно было прочитать: «Карашо! – сказал Вячеслав Нестерин».
С сестрой уже не повторили такой ошибки. При первой же возможности мы заставили папу нарядиться в парадную форму, прийти к ней в класс и в рубрике «Профессии наших родителей» рассказать о том, как он работает. Это помогло.
Если в определённое время настроиться на радиоволну УКВ, то иногда можно было услышать папины позывные и даже то, как он разговаривает со своим вторым пилотом, диспетчерами и другими экипажами. Когда папа был особенно далеко и не мог позвонить, мы втроём часами крутили приёмник. Иногда мы и правда слышали папин голос – мама его узнавала первая. А чаще сквозь шум звуковых волн, сигналов, музыки и помех нам слышались его позывные, казалось, он говорит, чтобы мы ждали его и не скучали. И повторяет это, повторяет. Мы ждали, и каждый раз дожидались.