Два сердца

Лобода Ирина — Два сердца

Рубрика: Клуб шерстяных человечков

Было душно и темно. Тихое попискивание цыплёнка перерастало в требовательный и тревожный крик. Он плакал, не вступая в беседу с другими цыплятами, которые спокойным щебетанием переговаривались между собой.

Инкубатор оживал – шёл выводок. Яйца разговаривали и шевелились. Изредка слышался шорох лопнувшей скорлупы, и тогда из развалившегося надвое яйца появлялся новый житель, ещё мокрый и неуверенный, но уже полный энергии.

Их было несколько. Освобождённые из плена, они сбивались в кучки, прижимаясь друг к другу. Тёплый влажный воздух инкубатора создавал сонную обстановку, и вновь появившийся выводок, положив головки друг на друга, дружно спал, обсыхая и превращаясь в маленькие солнечные комочки.

И только одно яйцо своим криком о помощи нарушало покой. Цыплёнок пищал высоким резким голосом. Его отчаянный зов заставлял меня вновь и вновь осматривать яйцо, пытаясь найти признаки наклёва. Трудно было понять, что происходит с малышом. Нехватка сил и воздуха вполне могла привести слабеющего цыплёнка к катастрофе.

«Задохликами» называют таких погибших цыплят: уже полностью сформировавшись, покрытые опереньем, крупные и на вид здоровые, они умирают, не сумев пробить окно в большой мир.

Вмешательство извне не всегда приносило пользу. Разбив кожуру и ошибочно считая, что цыплёнок готов к выводу, человек видел капли крови, говорящие о том, что помощь была преждевременной. Шанс выжить у такого цыплёнка был невелик.

Вот и я была в раздумье, то беря, то возвращая на место кричащее о чём-то яйцо. А писк малыша становился всё тише. Иногда замолкая на какое-то время, он опять звал на помощь, борясь за жизнь в закрытой зоне скорлупы.

Инкубатор… Это только со стороны кажется, что плотно лежащие яйца дремлют в спокойном ожидании выводка. Но это не так. Страсти кипят с первых и до последних дней. Сбивка температурного режима и влажности, пороки и несоответствие размеров яиц губят эмбрионы в начале их жизненного пути и во время инкубационного периода на завершающем этапе. Внутри этих молчаливых яиц идёт жесткая борьба за жизнь, и далеко не всем будет дано счастье вдохнуть глоток воздуха и увидеть солнечный свет.

Но малышу повезло – он всё-таки родился. Отдав все силы на борьбу за выход к свету, он лежал в бессознательном состоянии, маленький и несчастный.

Тёплый обогреватель, витамины и глюкоза медленно восстанавливали его силы. И уже через несколько дней неуверенной, качающейся походкой он ходил по коробке, стараясь клюнуть раскрошенный по бумаге корм. А устав, ложился на пол, становясь стартовым трамплином для весело бегающей цыплячьей детворы, но, немного отдохнув, поднимался, пытался участвовать в их дружном хороводе. Увы, здоровые цыплята не признавали слабого, больного малыша. Их мимолетные удары и попытки клюнуть в глаз угнетали его, и он, опустив головку, уходил в угол коробки, со стороны наблюдая за резвящейся цыплячьей компанией.

Мне было жаль беззащитного цыплёнка, и однажды, проходя мимо, я взяла малыша на руки и положила в нагрудный карман фартука. Немного покрутившись и найдя удобное положение, он уснул. Так изо дня в день цыплёнок катался в кармане, изредка выпускаемый на волю для небольших увеселительных пробежек.

Проходили дни и недели. Подросший петушок своим постоянным присутствием уже мешал мне. Плохо вмещаясь в карман, он периодически вываливался из него в самых неожиданных местах, сопровождая свое падение обиженным писклявым криком. Поэтому я решила отправить подросшего наездника в общий хозяйственный двор к таким же, как он, цыплятам.

Двор казался огромным и опасным. От волнения земля качалась у него под ногами, и пелена страха застилала глаза.

Первыми, кого цыплёнок услышал и увидел, были молодые петухи, которые, сбившись тесным кругом, пробовали свои неокрепшие голоса. Этот «хор мальчиков» раздражал жителей двора, издавая странно-скрипучие звуки, когда, приседая от напряжения на хвосты, пытался выдавить из себя «ку-ка-ре-ку». Но пения не получалось. У кого-то из них срыв происходил на высоко взятой ноте, иные, открыв клювы и напрягая горло, не могли выдавить ни звука и делали странные движения, напоминающие мимику глухонемых. При этом подростки зорко следили за жизнью двора. Периодически выскакивали из круга, кого-то били и клевали, возвращаясь под одобрительные крики друзей.

Старый петух внимательно смотрел на беспредельщиков. Его укоряющий взгляд особенно раздражал одного из запевал, не издавшего пока ни единого звука. Нервно перебирая лапками, тот бросал злые взгляды на старика. Но авторитет старого петуха был велик. Поэтому всё свое раздражение хулиганистый подросток перенёс на курицу-несушку, не спеша идущую в сарай. Её крик и выдранные перья вызвали восторг поющей компании и негодование двора.

Наказание последовало немедленно, и в свой круг молодой задира вернулся с голой шеей и подбитым коленом.

Пение резко смолкло. Петушок скороговоркой рассказал друзьям, как лихо он избил старого петуха, и восторженная толпа признала его героем и радостно запела хвалебный гимн, не обращая внимания на его потрепанность и враньё.

Потрясённый всем увиденным, цыплёнок в панике бросился искать меня. Чтобы как-то его успокоить, я сняла фартук, повесила на гвоздь и поместила петушка в карман. От счастья, что он снова дома, цыплёнок притих, но, быстро поняв несоответствие, вылетел из кармана и с криком подбежал ко мне. О чём-то громко прокричал мне в лицо, круто повернулся, подбежал к фартуку. И так, бегая туда и обратно, он всем своим видом показывал, что фартук и я единое целое. Всё поняв, я привычным движением надела его и посадила взволнованного цыплёнка в любимый карман.

Он сразу притих. Всё было как обычно. Малыш смело рассматривал двор, ощущая тепло, уверенность и безопасность. Наши сердца стучали в унисон.