Что было давно
Демыкина Галина — Что было давно
(глава из повести «Дятел на берёзе)
Начинает тётя Дуня всегда одинаково: «…Я ещё тогда в девушках ходила…» Это значит – очень давно. Тогда ни Васи не было на свете, ни нас с Игорем. А овраг и лес были.
– Вот как-то пошла я по ягоды, тут земляники прямо сила была! Иду я – всё внаклонку, внаклонку, собираю, полно лукошко уже. А ягод – прямо земля красна, хоть граблями греби. Я косынку с головы скинула – в неё беру. И зачем так сделала, сама не знаю: всё равно ягоды помнутся. Жадность одолела.
Потом уходилась, села отдохнуть, оглянулась – а места-то незнакомые. Матушки родные! По левую руку – ельник с темнинкой, с веток мох свисает; по правую – трава зелёная, сочная, вроде осоки, и цветки белые шапками – «болеголов» их зовут,– духманные, сладко пахнут. «Что же это? – думаю.– Ведь нет у нас поблизости таких мест. Куда забрела?» И как к дому выйти, не знаю. Пошла в одну сторону – деревья стеной, валежник – не пройти. Повернула назад, а там уж не болото, а озерцо – утки плавают, лапами под водой рулят. И опять 1 думаю: нет таких мест у нас. Чужие места. Тут-то я и догадалась: да ведь это меня водит.
– Как это «водит»? – потянула я тётю Дуню за рукав.
– А так: от дома в чащу заманивает.
– Кто заманивает?
– Дедушка Лесной, кто же ещё?!
– Зачем ему?
– Не любит, чтоб лес обирали.
– А кто он, этот Дедушка? – это уже Игорь спросил. Глаза у него почернели.
Есть такие тайны, от которых глаза у людей темнеют, а голос становится тихим,– вот обратите внимание.
Тётя Дуня подумала, не сразу ответила. А потом и говорит:
– Да обычный Лесной Дедушка. Ещё его Шоптун зовут, а то и Квохтун. Сам – вот такой, чуть поболе вас будет и, кем хочет, тем и обернётся: хоть пнём лесным, хоть птицей, хоть зверем. А то и свой лик покажет. А уж голос подаст!..– и она передёрнула плечами.
– Он злой, этот… Ну… Шоптун? – опять спросил Игорь.
– По-разному. Одному повредит, другому поможет. Это уж как ему человек понравится.
– Это сказка?! – сказала я для храбрости.
– Эх ты,– повернулся ко мне Вася.– Да в нашем лесу прежде знаешь сколько всего водилось – и зверья, и нечисти. Верно, мам?
– Врать не стану,– опять помедлила тётя Дуня.– Сама не видела. Но люди говорят.
– А потом всё куда-то девалось, да?
– Помолчи ты! – рассердился на меня Игорь.– Ну, ну, тёть Дунь, дальше-то что?
– А дальше и есть самое диво. Ходила я, ходила по лесу… Свечерело, уж и солнца нет, а я всё там, всё выйти не могу. И стала я аукать. Кричу, а сама плачу от страху. И вдруг слышу – вроде ответил кто. Я ещё крикнула и жду. Опять голос. Да не человечий.
– Чей же? – выдохнул Игорь.
– Сам смекни.
– Его?
– Нет.
– Волчий?
– Нет, не угадаешь. «Бе-е-е!» – слышу. И опять – «бе-е-е!».
– Бемка?
– Ну да, коза. Уж не помню, как звали. Я на её голос и вышла. И прямо к оврагу. Отвязала козу и – домой. А ельник тот и озерцо с утками сроду больше не видела. А искала: ведь там земляники-то сила была!
Мы сидим молча. В загончике возится Бемка, жуёт, чешет о доски бок, потом вздыхает и ложится на солому.
– Ну, бегите домой! – говорит тётя Дуня.– Не боитесь? Может, проводить?
– Да что вы, тёть Дунь!
Мы, конечно, не боимся, особенно Игорь. Он очень храбрый.
– Не гляди в овраг,– командует он и держит меня за руку.
И мы идём по траве, сокращая путь, и за нами – тёмная от сбитой росы дорожка. А мама уже расстелила постели и ждёт нас на крылечке.
– Спать, спать, гулёны.
Мы быстро укладываемся в кровати. Берёза за окном шевелит ветками, вместе с чёрным воздухом сплетает паутину, и паутина эта опутывает нас, запелёнывает, утягивает в сон.