Чей дом лучше?

Тихомиров Олег — Чей дом лучше?

Иван Иванович вошёл в класс и сказал:
– Здрасстесадитесь.

Он всегда произносит это в одно олово.

Мы сели.

– Сегодня у нас контрольный рисунок. Все принесли кисточки и краски? – он оглядел притихших ребят и начал объяснять задание: – Каждый будет рисовать свой дом.

– С натуры? – обрадовался кто-то.

– По памяти, – отрезал Иван Иванович. – Кто закончит до звонка, пусть сдаёт работу и уходит. Ну, принимайтесь! – Он сел за стол, раскрыл перед собой книгу.

Урок был последним. Все оживлённо взялись за дело – забулькала в стаканах вода, забегали по бумаге кисточки. И лишь мы с Женькой Проегоркиным всё поглядывали друг на друга и никак не могли начать.

Наконец я не выдержал и спросил:
– Иван Иванович, а нам с Проегоркиным тоже дом рисовать?

Иван Ивановвич оторвался от книги.

– А как же? – удивился он.

– Так мы с ним в одном доме живём, – пояснил я.

– А-а-а, ну тогда… тогда… что же мне с вами делать? О! Рисуйте свой дом – посмотрим, у кого лучше зрительная память. Только не смотрите друг к другу, – и он снова уткнулся в книжку.

Женька сидел впереди меня через парту. Ко мне он не мог заглядывать, а я и сам не собирался смотреть на его рисунок.

Когда урок подходил к концу, и многие уже сдали свои рисунки, Женька обернулся и громко зашептал:
– Ну как, закончил?

– Ага, – сказал я.

– И я тоже. Покажи!

– Да ну тебя!

Я не хотел показывать. Если б он какую задачку просил списать или английский – пожалуйста, мне не жаль. Но тут дело другое. Иван Иванович так ведь и сказал – посмотрим, у кого память лучше.

– Ну, покажи. Что ты?

– Отстань.

Но он не унимался. Этот Женька Проегоркин просто невозможный человек. Как пристанет, так не отвяжется. Вот и теперь он мне все уши прожужжал, покажи да покажи.

– Ладно, – сказал я, – покажу. Только ты первым показывай.

– Ага! – усмехнулся Женька. – Какой умник нашёлся!

– Не хочешь – не надо, – и я приподнялся, чтобы отнести рисунок Ивану Ивановичу, но Женька придумал, как быть.

– Давай, – сказал он, – отдадим наши рисунки Вовке, он передаст тебе мой, а мне твой. Всё по-честному. А?

Так мы и сделали. Гляжу я на Женькин лист. Неплохо нарисовал. Наш дом, ничего не скажешь. Даже отвалившуюся штукатурку на одном углу не забыл.

– Ну как? – спрашивает.

– Молодец! – говорю.

– И ты, – говорит, – молодец. Только вот эта труба короткая подучилась, – и раз-раз – подправил мне трубу. Я рассердился.

– Ты что же такую длинную нарисовал?

– Сейчас покороче сделаем. – Поболтал он кисточку в воде и принялся смывать трубу сверху. Получилась какая-то мазня. Я еле на месте усидел.

– Что наделал? – чуть не плачу с досады.

А Женька меня успокаивает:
– Пусть, – говорит, – это будет дым.

– Где ты такой дым видел, – спрашиваю. – Одна грязь.

Женька и сам, вижу, испугался.

– Исправим, – сказал он, помакал кисточку в чёрной краске и такой тут дым нарисовал, будто вулкан Везувий извергается.

Все сдали давно свои рисунки и ушли. Иван Иванович по-прежнему поедал глазами книгу и не обращал на нас никакого внимания. А у меня от злости даже голос пропал. Гляжу, как Женька старается над моим дымом, и ничего сказать не могу.

– Дым? – переспросил я зловеще.

– Ага, дым.

– Ну погоди, я тебе пожар устрою.

Я схватил кисть, и тут изо всех окон Женькиного дома вырвался огонь.

– Ах, так? – зашипел Женька, и мой дом сразу же покрылся чёрными кляксами.

Тогда я ткнул кисточкой в какую-то краску, и по Женькиному листу поползла зелёная плесень с красными разводами. Что последовало за этим, я не видел. Мы работали исступленно и уже не смотрели друг на друга.

Прозвенел звонок. Оторвался от книги Иван Иванович. Очнулись и мы с Проегоркиным.

– Ну как, – спросил Иван Иванович, – закончили? Давайте рисунки.

Мы молча сидели на своих местах.

– Больше ждать не могу, – сказал Иван Иванович и вышел из-за стола.

Он подошёл к Женьке. Взял лист, повертел с разных сторон, спросил:
– Это что?

– Дом, – вздохнул Женька.

Иван Иванович приблизился ко мне, покачал головой.

– Тоже дом? – спросил.

– Дом, – печально согласился я.

Иван Иванович стоял и всё покачивал головой. Потом он вдруг подскочил к столу, распахнул журнал, и тут же влепил нам по двойке.