Синий кинжал

Драгунский Виктор — Синий кинжал

Это дело было так. У нас был урок – труд. Раиса Ивановна сказала, чтоб мы сделали каждый по отрывному календарю, кто как сообразит. Я взял картонку, склеил её зеленой бумагой, посредине прорезал щёлку, к ней прикрепил спичечную коробку, а на коробку положил стопочку белых листков, подогнал, подклеил, подровнял и на первом листке написал: «С Первым маем!»

Получился очень красивый календарь для маленьких детей. Если, например, у кого куклы, то для этих кукол. В общем, игрушечный. И Раиса Ивановна поставила мне пять.

Она сказала:
– Мне нравится.

И я пошел к себе и сел на место. И в это время Лёвка Бурин тоже стал сдавать свой календарь, а Раиса Ивановна посмотрела на его работу и говорит:
– Наляпано.

И поставила Лёвке тройку.

А когда наступила перемена, Лёвка остался сидеть на скамейке. У него был довольно-таки невесёлый вид. А я в это время как раз промокал кляксу, и когда увидел, что Лёвка такой грустный, я прямо с промокашкой в руке пошел к Лёвке. Я хотел его развеселить, потому что мы с ним дружим, и он один раз подарил мне монетку с дыркой. И ещё обещал принести мне стреляную охотничью гильзу, чтобы я из неё сделал атомный телескоп.

Я подошел к Лёвке и сказал:
– Эх ты, Ляпа!

И состроил ему косые глаза.

И тут Лёвка ни с того ни с сего как даст мне пеналом по затылку! Вот когда я понял, как искры из глаз летят. Я страшно разозлился на Лёвку и треснул его изо всех сил промокашкой по шее. Но он, конечно, даже не почувствовал, а схватил свой портфель и пошел домой. А у меня даже слезы капали из глаз – так здорово поддал мне Лёвка, – капали прямо на промокашку и расплывались по ней, как бесцветные кляксы…

И тогда я решил Лёвку убить. После школы я целый день сидел дома и готовил оружие. Я взял у папы с письменного стола его синий разрезальный нож из пластмассы и целый день точил его о плиту. Я его упорно точил, терпеливо. Он очень медленно затачивался, но я всё точил и всё думал, как я приду завтра в класс и мой верный синий кинжал блеснет перед Лёвкой, я занесу его над Лёвкиной головой, а Лёвка упадет на колени и будет умолять меня даровать ему жизнь, и я скажу:
«Извинись!»

И он скажет:
«Извини!»

А я засмеюсь громовым смехом, вот так:
«Ха-ха-ха-ха!»

И эхо долго будет повторять в ущельях этот зловещий хохот. А девчонки от страха залезут под парты.

И когда я лёг спать, то всё ворочался с боку на бок и вздыхал, потому что мне было жалко Лёвку – хороший он человек, но теперь пусть несёт заслуженную кару, раз он стукнул меня пеналом по голове. И синий кинжал лежал у меня под подушкой, и я сжимал его рукоятку и чуть не стонал, так что мама спросила:
– Ты что там кряхтишь?

Я сказал:
– Ничего.

Мама сказала:
– Живот, что ли, болит?

Но я ничего ей не ответил, просто взял и отвернулся к стенке и стал дышать, как будто давно уже сплю.

Утром я ничего не мог есть. Только выпил две чашки чаю с хлебом и маслом, с картошкой и сосиской. Потом пошел в школу. Синий кинжал я положил в портфель с самого верху, чтобы удобно было достать.

И перед тем как войти в класс, я долго стоял у дверей и не мог войти, так сильно билось сердце. Но всё-таки я себя переборол, толкнул дверь и вошёл. В классе всё было как всегда, и Лёвка стоял у окна с Валериком. Я, как его увидел, сразу стал расстегивать портфель, чтобы достать кинжал. Но Лёвка в это время побежал ко мне. Я подумал, что он опять стукнет меня пеналом или чем-нибудь ещё, и стал ещё быстрее расстегивать портфель, но Лёвка остановился около меня и как-то затоптался на месте, а потом вдруг наклонился ко мне близко-близко и сказал:
– На!

И протянул мне золотую стреляную гильзу.

И глаза у него стали такие, как будто он ещё что-то хотел сказать, но стеснялся. А мне вовсе и не нужно было, чтобы он говорил, просто я вдруг совершенно забыл, что хотел его убить, как будто и не собирался никогда, даже удивительно. Я сказал:
– Хорошая какая гильза.

Взял её. И пошел на своё место.