Тур де Франс

Ярцева Евгения — Тур де Франс

(Из повести «Лето в Саулкрастах»)

– Покатаемся? – предложила я.

Лёлька, разгорячённый после футбола, снял майку и энергично ею обмахивался, хотя было довольно прохладно.

– Да что просто так кататься… О! Идея! Давай устроим Тур де Франс!

– Это что, автопробег? – спросила я, смутно припоминая название.

Лёлька посмотрел на меня с сожалением.

– Темнота! Это самая крупная велогонка в мире! Там трасса – три с половиной тысячи километров! И двадцать этапов. Она проводится во Франции каждый год, с тысяча девятьсот третьего.

Подумайте, какой учёный!

– Где же мы её устроим?

Лёлька задумался.

– Мы стартуем по шоссе, – решил он. – В обратную сторону от Саулкрастов.

Лёлькина бабушка, увидев, что мы с велосипедами направляемся к калитке, крикнула в окно:
– Лёля, не забудь, что в три часа придёт Жоржетта Александровна! В два вы должны вернуться, чтоб ты успел пообедать и привести себя в порядок! И надень свитер!

– Да мне жарко…

– Без всяких разговоров!

Лёлька убежал в дом и вскоре вернулся, напяливая свой зелёный свитер и ворча: «Навязалась на мою голову эта Жоржетта!»

Жоржетта Александровна жила на вторых дачках, неподалёку от нас. Это была сухонькая, чопорная пожилая француженка. По вечерам она степенно прохаживалась по улице в кружевной кофточке и узкой бархатной юбке. Когда мы проезжали мимо неё на велосипедах, она опасливо сторонилась и с неодобрением глядела нам вслед.

Лёлькина бабушка, озабоченная тем, что Лёлька получает по французскому одни тройки, всё уговаривала француженку с ним позаниматься, чтобы немного его подтянуть. Жоржетта Александровна долго отнекивалась. Она вообще побаивалась детей, в особенности сорванцов-мальчишек, вечно перепачканных, орущих и несущихся куда-то сломя голову. К тому же она прекрасно помнила, как два года назад Лёлька врезался в неё на велосипеде и, по её словам, чуть не отбил ей почку. Но Лёлькина бабушка заверила, что Лёлька не такой уж сорванец, что он уже повзрослел и больше не посягнёт ни на её почку, ни на что-либо ещё.

И вот сегодня Жоржетта Александровна должна была явиться в наш дом, чтобы начать заниматься с Лёлькой французским. Лёльке были даны строгие инструкции: как можно вежливей встретить Жоржетту Александровну, ходить медленно, говорить тихо, а главное – к её приходу надеть новые брюки и белую рубашку.

…Мы с Лёлькой проехали нашу улицу до конца и по тропинке, ведущей наискось через поле, попали на шоссе.

– Внимание! – провозгласил Лёлька. – Участники на старте! Объявляется первый этап велогонки Тур де Франс!

Схватившись за руль, Лёлька разбежался вместе с велосипедом и сходу запрыгнул на него, как на лошадь. И сразу оторвался от меня, бешено крутя педали и низко наклонив голову, точно заправский гонщик.

Я едва поспевала следом. Шоссе было узким, и обочина тоже. Мимо нас то и дело пролетали легковушки, с грохотом проносились грузовики. Не очень-то было приятно, когда очередная машина, едва не задевая меня, взметала вихрь пыли и мелких камушков… А Лёлька ничего не боялся. Он с упоением мчался по обочине, выжимая из своего велика всё, на что тот был способен.

Дорога поднималась в гору, и мы ехали теперь немного медленней, приближаясь к мосту через Инчупе. Мы пару раз доходили до этого моста, когда всей компанией отправлялись в дальний лес за грибами. А за мостом я не бывала ещё ни разу.

– Слушай, Лёль, – окликнула я, крутя педали в нескольких метрах позади Лёльки. – Может, повернём обратно? И так уже далеко заехали!

– Смеёшься? Мы только начали! Чуть-чуть отъехать от дачи и сразу назад – это, по-твоему, Тур де Франс?

– Но ведь к двум надо успеть вернуться!

– А сейчас, думаешь, сколько? Наверное, ещё и часа нет. Не дрейфь, всё успеем.

После моста шоссе шло под гору. Там мы здорово разогнались. Как два метеора, летели мы мимо леса, обступившего шоссе с обеих сторон. Вскоре лес поредел; теперь он перемежался полями. Мы всё ехали и ехали… Машины уже почти не встречались. Изредка за холмами виднелись крыши незнакомых дачных посёлков. Потом и они перестали попадаться. Кругом не было ни души. Казалось, мы несёмся в какую-то неведомую глушь…

Впереди возник крутой заворот, и я сбавила скорость. Лёлька же и не подумал притормозить. На полном ходу он промчался по изгибу шоссе – и исчез у меня из виду.

Проехав поворот, я увидела, что Лёлька сидит на обочине рядом со своим велосипедом и поджидает меня. В этом месте от шоссе ответвлялась широкая просёлочная дорога.

– Всё! Первый этап велогонки удачно завершён, – объявил Лёлька, когда я подкатила к нему. – Сейчас – перерыв и подготовка к следующему этапу.

– А много мы проехали, – заметила я. Потом вспомнила: – Тьфу ты, ведь обратно в гору придётся пилить.

– Да-а… – протянул Лёлька. – Это фигово. – Он сорвал травинку и принялся её жевать. – А знаешь, что мы сделаем? Мы не поедем обратно по шоссе, а испробуем новый маршрут! – он показал на просёлочную дорогу. – Маршрут «Б»!

– Ты-то откуда знаешь, куда она ведёт? Может, к чёрту на рога!

– Да она, вон, вправо заворачивает! Если она так туда и идёт всё время, мы рано или поздно попадём в наш лес. («Нашим» мы называли сосновый лес возле пляжа.) Есть шанс, что так даже быстрей получится.

– А если она идёт вовсе не туда? Ещё заблудимся!

– Со мной не заблудишься, не боись. В крайнем случае, повернём обратно, на маршрут «А». Ничего не потеряем. Заодно посмотрим, что там дальше, – вдруг что-нибудь интересное!

– «Ничего не потеряем»! Время мы потеряем, вот чего! Уже, наверное, полвторого, даже больше.

– Ну, опоздаем к обеду, не так страшно. Ах да, ещё эта кружевная Жоржетта… – Лёлька взъерошил себе волосы. – Но к трём-то мы точно поспеем.

Мы катили по просёлочной дороге уже минут десять. Впереди показалось длиннющее одноэтажное строение. Подъехав ближе, мы поняли, что это ферма. В открытом загоне, примыкавшем к зданию, стояло несколько коров, а кругом на земле был один сплошной навоз, развезённый тракторными гусеницами. За фермой густой стеной стоял лес. Дорога здесь явно заканчивалась. Мы спрыгнули с велосипедов.

– М-да, шанса добраться быстрей у нас больше нет, – констатировал Лёлька.

– Зато как здесь интересно! – съязвила я. – Сколько навоза!.. В жизни столько не видывала.

Лёлька вздохнул.

– Поворачиваем, – сказал он.

Вдруг послышался громкий лай. Напротив загона мы увидели двух дворняг: одна была чёрная, довольно крупная, другая поменьше, коричневая с белым. Собаки наскакивали на что-то прямо перед собой и лаяли с яростным храпом.

– Э, да там кошка! – воскликнул Лёлька. – Они её разорвать хотят!

Он, не раздумывая, сел на велосипед и погнал по навозному полю напрямик, к собакам. Я оставила свой велосипед с краю дороги и тоже побежала туда, перескакивая с одного тракторного следа на другой. Ехать здесь казалось мне слишком рискованным – вязко, скользко… Точно в ответ на мои мысли, Лёльку вдруг занесло, и он шлёпнулся плашмя вместе со своим великом. Но, похоже, не обратил на это никакого внимания, поскольку тут же вскочил и помчался дальше, уже на своих двоих.

Кошечка, светло-жёлтая, маленькая, почти котёнок, в отчаянии вжалась в землю. Она даже не пыталась бежать и лишь поднимала раскрытую лапку, когда какая-нибудь из собак норовила её схватить. Коричневая всё заходила сбоку, а чёрная разевала оскаленную пасть прямо над её головой.

Лёлька стремительно приближался.

– Ух, гады! – заорал он. – Убью!

Чёрная псина при виде Лёльки поджала хвост и затрусила прочь, то и дело оглядываясь. Коричневая, даром что была помельче, оказалась не такой трусливой. Отпрыгнув немного назад, она продолжала вызывающе лаять. Судя по всему, она не собиралась сдавать позиции.

Лёлька поднял с земли увесистый камень и угрожающе двинулся к собаке. Его зелёный свитер, обляпанный навозом, напоминал защитную одежду спецназовца, а сам он был похож на героя, с гранатой в руке бросающегося на вражеский танк. Тут и я подоспела к нему на помощь и стала пулять в собаку засохшими комками навоза. Собака снова отбежала, теперь уже на почтительное расстояние. Лёлька одной рукой схватил кошку, всё сидевшую на прежнем месте, и отбросил её в сторону с криком: «Да беги ты, дура!»

Кошка, приземлившись, быстрыми скачками заспешила к воротам фермы. Собака не стала её догонять. Она лаяла на нас уже без былого задора, – превосходящие силы противника заставили её спасовать. Гавкнув в последний раз для форсу, она побежала в сторону леса.

Тут Лёлька наконец заметил, что случилось с его одеждой.

– Чёрт, ну и извозился я, – пробурчал он, отшвырнув камень, который до сих пор держал в руке. – И в?лик… – он посмотрел туда, где валялся его велосипед. – Может, попробовать отмыть его в какой-нибудь луже?

– Ну, это мы точно будем дома не раньше вечера, – сказала я.

Ворота фермы скрипнули. Кошка скользнула внутрь. А из ворот вышла женщина с ведром, в высоких чёрных сапогах и белой косынке, повязанной на лоб.

– Сколько времени, скажите, пожалуйста! – крикнул ей Лёлька.

Наверное, мы выглядели странно, потому что женщина долго молча смотрела на нас. Но потом всё-таки ответила:
– Двадцать минут третьего.

Двадцать минут третьего! А Жоржетта придёт к трём! Нужно было торопиться изо всех сил…

Жоржетта Александровна сидела на террасе, на маленьком диванчике у окна, положив рядом с собой расшитую бисером сумочку. Бабушка нервничала из-за Лёлькиного отсутствия, оправдывалась, что он вот-вот подойдёт. Она предложила француженке выпить кофе и сейчас суетилась на кухне, накладывая на тарелочку вафли, печенье, трубочки с кремом и одновременно поглядывая за кофеваркой.

Бросив взгляд на маленькие золотые часики, Жоржетта Александровна надменно сжала губки. Что за люди! Договариваются на три часа, но вот уже одна минута четвёртого, а этого мальчишки нет как нет! Наверное, где-то шляется со своей бесшабашной подружкой. А она, Жоржетта Александровна, вынуждена сидеть здесь и терять время, которое могла бы посвятить какому-нибудь полезному занятию, например, чтению журнала «Цветы в вашем доме»!

Она поднялась с диванчика и направилась к двери, чтобы её приоткрыть, – ведь у них на террасе такая духота! Но дверь вдруг распахнулась сама, и Лёлька с оглушительным криком: «Бабушка, я уже тут!» ворвался на террасу. Он не успел заметить Жоржетту Александровну, с размаху налетел на неё и едва не сбил с ног. Лёлькина бабушка как раз показалась на пороге кухни с чашкой в одной руке и тарелочкой – в другой. Её глазам открылась поистине страшная картина. Лёлька, грязный, растерзанный, ошарашенно уставился на Жоржетту Александровну. А Жоржетта Александровна с неописуемым ужасом взирала на безобразное пятно, появившееся на её кружевной кофточке после столкновения с Лёлькой. Она принюхалась… О боже! Навоз!!!

Не медля ни секунды, Жоржетта Александровна схватила свою бисерную сумочку и пулей вылетела с террасы. Разве не была она права, говоря, что эти мальчишки всегда орут, несутся сломя голову и перепачканы чем-то ужасным?! Ноги её больше не будет в этом доме… нет, на этой улице!

Вечером мы с Лёлькой сидели на ступеньках нижней веранды, лузгали семечки и вспоминали сегодняшние события. Ну и денёк выдался! Лёлькина бабушка была сильно раздосадована тем, что её план с француженкой потерпел фиаско. В гневе она заставила Лёльку всю вторую половину дня просидеть над французскими учебниками. А когда вскрылось, что мы были на ферме, тут уж рассвирепела моя бабушка. Оказывается, ферма находилась, ни много ни мало, в десяти километрах от наших дач; бабушке, кроме того, и в голову не могло прийти, что я осмеливаюсь ездить по шоссе. Раз двадцать, если не больше, она повторила, чтобы про шоссе я и думать забыла, а иначе – никакого велосипеда!

– У меня от этого сидения за столом так шею ломит, – сказал Лёлька. – А ещё свитер и штаны заставляют отстирывать… Но в этой Тур де Франс всё-таки есть кое-что хорошее.

– Ты имеешь в виду спасённую кошку? – спросила я.

– Нет, я имею в виду спасённого меня, – ответил Лёлька. Он победоносно улыбнулся. – Потому что я навсегда избавился от Жоржетты!