Елки-палки

Богатова Наталья — Елки-палки

Мы когда на дачу приезжаем, даже в холод самый, я радуюсь. Потому что наши гости посадили вдоль забора уже тринадцать елок, целую чертову дюжину, и вся она в снегу.

Есть елка Коля, это папин друг.

Елка Вилли – это мамин друг.

Есть елка Егорушкинов – они с моим братом сажали, когда братанчику 18 лет совершилось.

Елка Натали Пушкин – это про то, как маме было сорок лет, а Пушкину двести – в один год! Только он не сажал, потому что умер давно.

А приехал один не очень старый, молодой даже, поэт и посадил сразу две елки – у него же фамилия двойная: Сразу и Климов, и Южин. Он деревенскую жизнь хорошо знает, его елки сразу прижились и всех переросли, хотя он позже всех их копал.

А нас где-то за домом посадили: елка Илюшич, елка Арчик и елка Свина. Зато костер всегда – там, и Арчина будка, и мой дом на дереве. А за забором так сразу лес.

Вот соседи и говорят, когда мимо ходят:

– Мало вам елок в лесу, вы еще ими и участок засоряете, скоро сами корчевать будете.

Сторож Иван Сергеевич самый смешной. Его мама «Тургенев» дразнит. Как пароход. Но не вслух дразнит. Он встал и руки в боки упер:

– Чтой-то у вас крапивы маловато. Сеять не пробовали?

На него никтошеньки не обиделся, потому что в середине лета, на Ивана Купалу, он себя из водомета позволял поливать.

Хорошо летом, тепло было. Я в свой Малепартус забирался, в замок на дереве.

Вы про Рейнеке-лиса читали? Про него Гете очень здорово сочинил. А может это и взаправду было. Вот замок этого хитрющего лиса-барона назывался Малепартус. И Гете точно знал, сколько из него выходов было, и куда Рейнике спасался, если что. Знающий мужик Гете. Его бы елка у нас сразу прижилась.

И вот сижу я летом наверху, среди листвы, в Малепартусе, и думаю: как бы к нам сюда, на дачу, на дерево моего дружка Ванька затащить.

И вижу, идет Иван Сергеевич, толстый, как запорожский казак, веселый, и голова на солнце сверкает. И не видит он меня, потому что я как Рейнике-лис. А идет Тургенев мирно мимо наших многочисленных распрекрасных елок, да вдруг как запоет:
– Наташка-Наташка, чужая жена! Налей мне, Наташка, стаканчик вина!

И усы молодецки подкручивает. А мама делает вид, что не слышит. И как читала в беседке, так и читает. Только зря она притаилась. Тень от сирени на лицо, конечно, падает. Зато пестрый сарафан среди зелени, небось, от станции видать. Как зеркальце отсвечивает.

Так и не вышла. Хотя он хорошо, громко пел.

Иван Сергеевич постоял-постоял, да и пошел дальше мимо зеленых елок и шиповника розового и белого. Даже жасмин на него немного сверху насыпался.

И знаете, что я вам скажу? У меня с собой на дереве водомет был, так я в него из водомета стрелять не стал. Пусть поет человек, раз ему красиво.