Актированный день

Снегирева Дарья — Актированный день

Женька завтракал вместе с мамой. Уминал бутерброд и слушал радио, которое – сквозь кошмарную трескотню – рассказывало о погоде. А погода стояла не ахти какая: зима дурила все выходные. Почти не рассветало, поэтому на окна налипли сумерки. Их, казалось, невозможно будет отскоблить даже летом.

Что же до нагрянувших морозов, то радиодиктором это безобразие было названо «рекордно низкой за последнее десятилетие температурой воздуха». Диктор, видимо, очень гордился тем, что живёт в столь суровых условиях, потому что голос у него был довольный (Женька расслышал, несмотря на помехи).

И наконец – самое главное! «Занятие в школах с первого по одиннадцатый класс отменяются»! Ещё бы – не тащиться же на уроки в собачий холод!

– Ура! – возликовал Женька, едва не подавившись бутербродом.

«Ура!» – возликовали тысячи таких женек по всему городу.

«Ура!» – отозвались тарелки, сложенные в шкафчиках кухонного гарнитура; подхватили сумрачные окна и озябшие фонари за ними; вторили целые улицы, страны и Вселенная…

– Везёт кому-то, – мама улыбнулась, попытавшись спрятать зависть. Но не спрятала. Да оно и понятно – ей-то всё равно на работу топать, какие бы ни были холода, рекордные – не рекордные…

Женьке стало немножко стыдно.

– Мама, может, не пойдёшь?

– Не говори ерунды. Лучше помой посуду.

Пока Женька возился с кружками, мама красилась, одевалась и попутно инструктировала чадо насчёт обеда. Пельмени, дескать, в морозилке, и варить их следует минут пятнадцать в подсоленной воде…

Женька послушно поддакивал, а когда за мамой закрылась дверь, ощутил себя свободным человеком. Программа на день у него была вполне определённая: обзвонить одноклассников и поздравить их с продлением выходных, что-нибудь посмотреть по телику, поиграть на приставке, пообедать, поваляться на диване с журналом комиксов, снова поиграть и, наконец, встретить маму. Красотища, а не жизнь!

Женькины планы, однако, сорвал стук в дверь. Пришлось попрощаться с Саньком Мозайкиным, который вообще не в себе был от счастья, повесить трубку и бегом открывать.

– Кто там? – помня о маминых назиданиях, справился Женька предварительно.

За дверью захныкали и что-то пропищали. Женька не разобрал, что именно, плюнул и отпер. И увидел соседа Диму.

– Ты чего стучишься? – рассердился Женька. – Видишь, звонок у двери весит…

– Я не дотягиваюсь, – часто замигал Дима. Было ему пять лет, он ходил в детский садик, жил без родителей, со старенькой бабушкой, и до кнопки звонка действительно не дотягивался.

Женька пожалел малыша: растерянного, в помятой рубашке, со светлыми и пушистыми, как у девочки, ресницами…

– Скучаешь, да?

Дима нерешительно кивнул, затоптался.

– Ну, проходи. Проходи, что стоишь!

Но Дима продолжал топтаться, а потом выговорил, шепелявя:
– Женя, я кушать хочу.

Тут растерялся Женька… Повторил «проходи», а так как Дима не среагировал, чуть ли не волоком втащил его в квартиру. Закрыл дверь и помчался на кухню. Дима – следом.

– Бабушка-то где? – десять минут спустя деловито осведомился Женька, помешивающий пельмени.

Вода в кастрюле булькала, кипела, пельмени варились и раздувались, а маленький Дима сидел на табуретке и водил пальцем по столу.

– В магазин пошла, – сообщил мальчик.

– А-а… – Женька понимающие выдохнул. Он не знал, о чём ещё говорить с малолеткой, и опять спросил про бабушку:
– Давно ушла-то?

– Вчера, – признался Дима.

Помолчали.

Радио по-прежнему трещало, темнота густела на улице… У школьников был праздник – актированный день. Но радоваться Женьке расхотелось.